Пугачёв
Слова: А. Новиков
Исп.: Александр Новиков
Стуком скорбным и утробным
Гвоздь последний в месте лобном.
Ноет колокол в висках.
В нос шибает дух сосновый,
Дело стало не за словом
На оструганных досках.
Не в карете золоченой
Ждут Емельку Пугачёва.
Тьма юродивых окрест.
Жернова молвы скрипучей
Голоса смешали в кучу:
"Четвертуют, вот те крест!.."
На задворках и в пристенках
Унимают дрожь в коленках
Бабы, истово крестясь.
На чурбане злая метка —
Не мила ли станет клетка,
Коли выкликнут: "Вылазь!.."
Сорванцы — вершок от пола,
Глаз не кажут из подола:
- Ан привязанный, аль нет?!
- Чай, душа на нитке в теле,
Твой черёд пришёл, Емеля,
Дострадай же напослед.
А над рощей крик вороний —
Вперебой его хоронят,
Изнуренные постом.
И над грешным да немощным,
Одуревши от всенощной,
Клювы щелкают хлыстом.
А за нервы тянут души
Христарады да кликуши:
- Что анафему жалеть?..
"Чай, болезному яму-то
Поделом теперь за смуту!" —
Свистнет сотникова плеть.
Вот и сам. Глаза упрямы.
Шаг тяжелый, шаг корявый —
Не помилуют небось.
И под дробное стучанье
Крест последний на прощанье
Кинул смертным, словно кость.
Ляг на крест, расправь-ка плечи!
Палачам команда: "Сечи!.."
Прокатилось эхом: "А-а-ах..."
И хрипел он, пропадая:
"Так и быть, за всех страдаю..." —
Муку стиснувши в зубах.
А за дальнею слободкой
Поминают смерды водкой
На последний на пятак:
Был вожак в лихом заделе.
Не один ты, чай, Емеля, —
Может, сыщется смельчак!..
1984
| 
