Елена Ваенга: «Я знаю почти все подводные течения в шоу-бизнесе»
Известная певица объяснила читателям «НВ», зачем в 18 лет она ушла из дому и почему в Кремле ей не разрешили петь вживую
По нескольким авторитетным опросам она была признана певицей года, впервые получила «Золотой граммофон», в новогоднем эфире была щедро представлена на федеральных каналах, совершила аншлаговое турне по 20 городам России, пять раз выступала в Москве, а в Питере легко собирала не только залы Театра эстрады и БКЗ, но и Ледовый дворец. 28 и 30 января Елена Ваенга вновь даст концерты из цикла «День рождения» на сцене БКЗ «Октябрьский», а затем выступит в Театре эстрады в Москве. На одной из репетиций певица, композитор, поэт Елена Ваенга ответила на вопросы «НВ».
— Елена, в прошлом году вы опробовали уникальную модель, когда дали два концерта в БКЗ с совершенно разными песнями. Чего ждать поклонникам на этот раз?
— Концерты опять будут разными. Все песни просто нереально вместить в один вечер. Даже в трехчасовую программу (ноу-хау Ваенга: ее концерты проходят в трех отделениях, по часу каждое, с пятнадцатиминутными антрактами. — Прим. авт.). Конечно, исполню свои новые песни — «Лодочку», «Принцессу», еще что-то. На этот раз у меня в гостях будет грузинский вокально-хореографический ансамбль «Иверия» — колоритный, зрелищный. Спою с ним балладу «Арго». На недавнем фестивале «Бардовский сочельник» в БКЗ я исполнила песню моего любимого барда Олега Митяева «Намастэ» {напевает): «Мы вдвоем с товарищем не спали, мы курили тихо на веранде...» Хорошая песня. Мы с Олегом подружились, на днях он позвонил и дал разрешение, чтобы я исполняла еще пять его песен. В концерте спою также песню из репертуара Жанны Бичевской «Горе мне», написанную иеромонахом Романом, «Танец на барабане» — шлягер 1980-х из репертуара Николая Гнатюка. Я давно люблю эту зажигательную песню Раймонда Паулса на стихи Андрея Вознесенского.
— В программе Михаила Швыдкого «Жизнь прекрасна» артисты поют живьем, о чем гордо сообщает бегущая строка. Вы — активная сторонница живого звука, часто говорите в интервью, что под «фанеру» петь не научились... Тем неожиданней было увидеть вас в нескольких пафосных ТВ-шоу, работавших под фонограмму!
— Я говорила и говорю, что петь под фонограмму не умею и учиться этому «искусству» не собираюсь. Свои концерты никогда под «фанеру» не даю. И на всех «солянках» (сборных концертах, фестивалях) бьюсь за то, чтобы я пела, а мой оркестр играл живьем. Вот был недавно концерт для МЧС. Я пришла и сразу сказала: «Я не хочу петь под фонограмму!», на что мне ответили: «Да не вопрос!» Но в Кремле, на церемонии вручения премии «Золотой граммофон», все мои просьбы и стенания: «Я буду петь вживую!» — не возымели действия. Нет, мол, у нас даже суперзвезды поют под фонограмму — в интересах телесъемки для Первого канала. И что мне оставалось?! Можно было хлопнуть дверью и поехать в Питер. И дело даже не в том, что я не хотела лишний раз обострять отношения с китами шоу-бизнеса, а в том, что я поняла: если я уеду домой, то мое выступление не увидят мои поклонники в восьмистах городах России — от Магадана до Калининграда. И почему, обидевшись, я должна их обижать?!
На следующий день «Золотой граммофон» вручался уже в Петербурге, в Ледовом дворце, где телесъемок не было. И тут уж я настояла на том, чтобы спеть песню «Курю» живьем, хотя подавляющее большинство артистов, участвовавших в том концерте, вполне устроил фонограммный вариант.
После всей этой истории я к фонограмме не изменила своего негативного отношения. Для меня это проблема психологически-физиологическая. Я сама другая становлюсь, если меня «выпустили» под фонограмму. На мне лица нет, я сдержанная, зажатая, каждое такое выступление (слава Богу, их крайне мало!) для меня настоящий стресс. Я бы очень хотела, чтобы мои поклонники поняли мое состояние и не корили меня...
— Лена, вы же единственная петербургская артистка, получившая в 2009 году «Золотой граммофон»...
— Почему? Стас Пьеха — тоже питерский артист. И Зара тоже.
— Да, но в последние годы и Стаc, и Зара живут в Москве...
— Ну, тогда я мурманская (Ваенга родом из тех мест. — Прим. авт.). Я — единственная мурманская артистка, получившая в 2009 году «Золотой граммофон» (смеется). А если серьезно, то главное, чтобы стыдно перед самим собой не было. А мне не стыдно — ни за себя, ни за свое поведение, ни за свою команду, ни за тех людей, кто вкладывает в меня душу, время, деньги... Мне не стыдно. Награда эта о чем говорит? Значит, я чего-то стою.
Я не новичок на эстраде, знаю почти все подводные течения в шоу-бизнесе, знаю, как порой достаются премии, но в «Золотом граммофоне» есть такой железный момент, как голосование людей. И поклонники мои реально голосовали. Это их реальные голоса. Это они хотели, чтобы я «Золотой граммофон» получила, и они его вместе со мной получили! Поскольку это далеко не первая моя награда, то врать о том, что я в шоке, в эйфории, не буду. Мне кажется, я получила награду «немножко заслуженно». И знаете, московская награда, полученная в Кремле, -это московская. Питерская же — домашняя. Петь дома и там — разные вещи. В гостях хорошо, а дома лучше.
— Все хорошо, но во время вашего выступления в огромном зале Ледового дети радостно подпевали: «Снова стою одна, снова курю, мама, снова...»
— Если детки пели «Курю!» — это плохо. Я им только здоровья пожелаю! Но если серьезно, то я же не про курево пою, пою про другое. Хотя, когда человеку плохо, он, как ни крути, все равно пьет или курит...
— А вам бывало трудно, плохо, голодно?
— В 18 лет я собрала чемодан и ушла из дома. Вышла замуж, о чем не жалею. Это был мой выбор, и я живу с мужем уже 16 лет (Иван Матвиенко — продюсер Лены. -Прим. авт.). Молодая семья, начало 1990-х, мы через все прошли. Мой Ваня уезжал на месяц-два на заработки, и в эти моменты приходилось туго. Были дни, когда не то что в холодильнике, в квартире шаром покати. Одна мука, не находилось даже соли. Я жарила на сковородке муку, перемешивая с водой, и это ела. Таким было мое меню: завтрак, обед, ужин. У меня не хватало денег даже на общественный транспорт. Шла пешком от «Автово» до Театральной площади! Спала на полу, и мебели новой никак не купить. Родители так обиделись, что почти три года со мной не общались. И вот в этот момент мне было туго. Потому что в этот период было туговато моему мужу. Зато песни писались как грибы после дождя, да еще какие! Я всегда говорю: чем мне хуже, тем круче песни получаются! Это называется «синдром Бетховена». И все равно я была такая счастливая! И было мне так хорошо. Я вспоминаю слова своей тетушки: «Мы даже в войну были счастливы, потому что были молоды!» У человека это счастье молодости не отнять никогда. Если ты молод, у тебя все хорошо. Даже если ты спишь на полу, за день съешь одно яблоко. Зато, какая я была стройная, худая, красивая. А как только деньги возникли, сразу появился лишний вес (смеется). Кстати, я тут прошла в одно оздоровительное лечебное заведение со словами: «Помогите мне, пожалуйста! Я хожу по ресторанам, много ем, поэтому у меня проблемы с весом!» А они улыбаются: «Мы поможем вам расстаться с лишними деньгами!»
— Лена, после того как вы написали «Курю» и «Абсент», многие решили, что песни автобиографичные, что Ваенге нужен такой легкий алкогольно-никотиновый допинг! Для творческого вдохновения...
— Нет, что вы, я не курю и не пью. На гастролях и подавно. Мне выпить — это смерть. Я потом ничего не спою. Алкоголь на мои связки влияет, сразу, моментально, причем отрицательно. И слова могу в песнях забыть...
— Лена, вы ведь не только поющая, но еще и драматическая актриса.. Играете в спектакле «Свободная пара» в дуэте вместе с Андреем Ро-димовым. Как вы думаете, сколько проживет ваша «Свободная пара»?
— Спектакль начинался еще в театральном институте, вместе с нашим педагогом, режиссером Катей Шимилевой.... Восемь лет прошло. А сколько вообще живут спектакли?
— По-разному живут... Вот спектаклю Михаила Боярского «Интимная жизнь» 15-й год пошел, уже больше 500 раз сыгран...
— Прекрасно, значит, у нас будет — 20 лет! Живы будем, здоровы, значит, будем играть, а куда мы денемся... У нас с Андреем и режиссером Катей Шимилевой на подходе есть еще один спектакль, который зависит только от меня, от моей занятости. Вот соберемся и выпустим еще одно название.
— 19 января в Театре эстрады вы приняли участие в концерте памяти Петра Вельяминова, выдающегося актера кино и театра, а для вас — еще и любимого педагога, мастера...
— Я очень хотела спеть на этом концерте «Журавли» («Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей, не в землю эту полегли когда-то, а превратились в белых журавлей...»). Я исполняла эту песню 22 июня на своем концерте в «Октябрьском» (у Ваенги есть традиция — 22 июня, в день начала войны, она дает в БКЗ концерты, где исполняет песни только военных лет. — Прим. авт.). Пела спустя буквально неделю после смерти Петра Сергеевича, но и тогда, и сейчас не могу поверить, что его нет. Он ведь приходил на все мои концерты в БКЗ, ему нравилось, что его ученица поет в таком зале, что у нее аншлаги.
Это был великий актер и человек-глыба. И такой человек меня любил, а я любила его. Искренне. Слово «дедушка» — оно не подходит Петру Сергеевичу! Но он меня как дед внучку любил. Педагог, знаменитый артист. А для меня прежде всего родным человеком стал. Позволял мне делать, что душе угодно — даже дурачиться, беситься, экспериментировать, хотя со многими людьми был строг. Он как рентгеном всех просвечивал, насквозь видел, и многие фальшивые персонажи сразу тушевались. У него ведь такой жизненный опыт за плечами. Он не просто сидел, он жестоко сидел. Он мне такие вещи рассказывал — про тюрьму, про лесосплав, про жизнь. Я пока берегу эти воспоминания, ни с кем не делюсь. Потому что он мне рассказывал как внучке своей...