Игорь Бобылев: Ни Михаил Круг, ни я на «Владимирский централ» на ставили
Удивительная судьба у многих российских шлягеров. Все знают Геннадия Жарова, автора и исполнителя знаменитой «Ушаночки», все знают Александра Новикова, автора и исполнителя «Шансоньетки», но только знатокам и специалистам известны фамилии музыкантов, принимавших самое непосредственное участие в создании музыкальной формы этих хитов. Аранжировщик, сделавший Михаилу Кругу «Кольщика» и «Владимирский централ» такими, какими привыкли их слышать миллионы поклонников, живет, как и раньше, в Твери, работает в тверской филармонии, и по прежнему малоизвестен любителям жанровой песни. Уговорить Игоря Бобылева дать интервью было делом не простым — мол, ничем особенным он никогда не занимался, работал себе и работал... И лишь когда, в очередной раз приехав в Тверь, мы достали из сумки и выложили перед Игорем диктофон и фотоаппарат, Мастер сдался и разговорился.
— Бить будете, папаша?.. Вопросики заковыристые задавать...
— Ладно, раз ты боишься каверзных вопросов, начнем именно с таковых. Когда ты в школе учился, и твои одноклассники мечтали стать пожарными и космонавтами, ты мечтал стать аранжировщиком?
— Ха... Я тогда понятия не имел, что это такое. Хотя в семье у меня не было профессиональных музыкантов, музыку любили все. Отец играл на мандолине и на баяне. Может быть, этот фактор сыграл роль, может, само по себе получилось, что стал я музыкантом...
— Нет, музыкантом стал — это одно. Музыкантов много. А вот как ты стал аранжировщиком, расскажи?
— Мне кажется, аранжировщик — это очень специфическое ремесло. В данный период времени грамотный аранжировщик просто обязан обладать знаниями нескольких профессий. Во-первых, он должен быть музыкантом. Во-вторых, звукорежиссером. Причем, есть отличие в работе звукорежиссера студийного и звукорежиссера концертного. И, в-третьих, он должен владеть навыками программиста, или, как сейчас говорят, продвинутого юзера ПК. Без последнего знания — никуда. Я в свое время пропустил какие-то веяния, и в дальнейшем очень тяжело наверстывал. Компьютерные программы обновляются даже не семимильными шагами, а стомильными. Каждый месяц появляется что-то новое, такое, о чем ты, еще года два-три назад, не думал, что подобное возможно. Буквально на прошлой неделе мне принесли программу, при использовании которой не требуется участие вокалиста. Поет человеческим голосом, со всеми нюансами человеческого вокала. Осталось только русифицировать, и записывай готовые фонограммы без участия исполнителя.
— И где ты изначально приобрел навыки этих профессий?
— Изначально — в нашем тверском музыкальном училище, где учился на дирижерско-хоровом отделении и одновременно играл в ВИА на бас гитаре. Я сочинял даже какие-то пьесы. А что, четыре струны на басе меньше чем шесть на обычной гитаре, но ведь больше чем три на балалайке. А для балалайки такие композиции сочиняют! При этом, если была необходимость, мог заменить любого музыканта, будь то барабанщик, клавишник или баянист. Вот ты вопрос задал, как становятся аранжировщиками? Я знал все инструменты, которые существуют в эстрадных коллективах, за исключением духовых, и, в общем-то, на всех на них поиграл. А, зная приемы игры, диапазоны инструментов, было проще расписывать их партии... И постоянно слушал музыку. Причем, старался слушать все. Однобокость в прослушивании музыки к хорошему не приводит.
Все это, в совокупности, и помогло мне приобрести багаж навыков для освоения сегодняшней профессии. Около семи лет я проработал в филармонии в гастрольном симфоджазовом коллективе бас-гитаристом. В конце восьмидесятых, в эпоху перестройки, я и мои товарищи по музыкальному цеху Михаил Саламов, Игорь Лалетин, Виталий Шамшонков уволились из филармонии и решили создать свою студию, которая сейчас называется «Салам». Арендовали помещение на правах вокально-инструментального ансамбля. Зарабатывали деньги выступлениями и параллельно строились. Игорь и я были в той студии аранжировщиками. Хотя, я тогда особого представления, о том, что такое аранжировка, не имел. Приблизительно представлял, как надо прописать бас, клавишные инструменты, барабаны, но знания эти были еще достаточно примитивными. Все приходило с опытом работы.
— Первую цельную самостоятельную аранжировку когда сделал?
— Году в восемьдесят восьмом, восемьдесят девятом, в то время, как студия еще строилась, я записал инструментальный альбом, с претензией на джаз-рок. Достаточно сложный, хотя и не заумный, который довольно нормально воспринимался. Ходу этому альбому я не дал, писал, прежде всего, для себя. Видимо, этот проект и можно назвать первой полноценной самостоятельной работой.
— Кто были твоими первыми клиентами?
— Была такая певица Татьяна Марцинковская, сейчас она живет толи на Кипре, толи в Израиле. Для нее делал несколько аранжировок. Две или три вещи записал для Вячеслава Добрынина. У него тогда был свой проект — женский коллектив «8-е марта». Говорят, Добрынин с кем-то поспорил в Москве, что пойдет по улице, соберет четырех девчонок и сделает из них группу. Так, в общем-то, и получилось. Это был один из первых проектов зарождавшегося тогда российского шоу-бизнеса.
— А с Михаилом Муромовым ты когда работал?
— С Муромовым я отыграл два года по гастролям, когда еще трудился в филармонии. Я не писал ему песни, а играл на бас-гитаре. Он на гастроли с собой всегда возил магнитофон четырехканальный, и прямо в гостиничных номерах что-то сам записывал. Сам прописывал треки, сам потом сводил, пел и, в таком виде, отправлял в столицу на радио. Очевидно, тогда он и записал все свои знаменитые «Яблоки на снегу». При этом, ранние произведения Михаила были достаточно интересны, хотя и менее популярны. Мы их играли живьем, и женская половина зала смотрела на Муромова, как, извиняюсь за выражение, на коня. Он мог не петь, он мог просто стоять и болтать, чем Муромов и занимался добрую половину концертного времени. Женщинам это безумно нравилось.
Работал я также с Сергеем Беликовым, интересным музыкантом, певцом, но очень тяжелым человеком. Однажды мы с ним сильно повздорили из-за партии бас-гитары. Упрощать или не упрощать. Беликов говорил: «Зачем ты играешь этот джаз-рок, здесь нужен обычный «картофель» — бум, бум...» В тот же период у нас в коллективе играл на клавишных Сергей Челобанов.
Через наш ансамбль тверской филармонии прошел почти весь коллектив Бари Алибасова «Интеграл». Ну, в «Интеграле» видимо пол страны отыграли. Долго там никто не задерживался. Наш ВИА филармонический «Селигером» назывался (хотя название тоже несколько раз менялось), и мы с гастролями весь СССР объездили.
— Кто обратился к тебе с предложением сделать аранжировки для альбома «Жиган — лимон», и как произошло знакомство с Михаилом Кругом?
— Все вышло довольно банально. Я тогда уже работал в студии «Лига». Валерий Гареев, основатель студии, предложил попробовать поработать над новым проектом. Я, если честно, никогда раньше не интересовался шансоном, не потому, что предвзято к жанру отношусь, а потому, что вся подобная музыка мимо меня как-то прошла. Первые вещи совместно делали с Мишей, Владом Савосиным и другими музыкантами из того состава. Потихоньку-помаленьку, я начал въезжать в жанр. Ребята помогали, объясняли, где попроще сыграть, не усложнять. Альбом родился очень спонтанно, ненатужно. Я иногда думаю, что «Жиган — лимон» имел успех, как раз вследствие того, что я не слушал до этого «блатняка». Получалось свое. Не копировалось, а именно создавалось. Соответственно, и Мишкин голос, мелодичность его вещей сыграли свою роль.
— Когда ты понял, что альбом выстрелил? Ведь это же нечастый случай, чтобы через месяц после выхода в свет, песни звучали по всей стране. Понятно, что к раскрутке приложил руку основатель компании «Мастер Саунд» Юрий Севостьянов. Например, в Москве ларечники в обязательном порядке должны были прокручивать весь альбом по несколько раз в день. И подобные акции принесли успех. Но, все же...
— Я помню, Мишка отвез материал Севостьянову, вернулся в студию довольный: «Все шикарно, шикарно...» И сразу повел разговор о следующем альбоме. Так что, через некоторое время начали работу над «Зеленым прокурором». А выстрелил или не выстрелил альбом — таким вопросом даже не забивал голову. Если говорить о песнях «Жигана — лимона», то мне лично очень нравилась «Катя». Она мне нравилась больше всех. Все эти НКВДешные проблемы были уже несколько неактуальны, согласен. Но песня, на мой взгляд, получилась замечательная. А вступление к песне «Фраер» подсказал мне сам Круг. «Давай, — говорит, — я под гитару просто спою». Я ему счет прописал, и он начало песни проиграл и пропел.
— Второй альбом назывался «Зеленый прокурор»...
— Ну, он вышел послабее. Каких-то явных хитов там не было. В следующем, в «Розе», особо раскрученные шлягеры тоже отсутствовали, но, на мой взгляд, это был лучший альбом Круга. Песня «Мой Бог» получилась такой пафосной... Когда Мишка ее наиграл, я сразу сел и начал работать. Все было понятно. Над многими вещами ходишь, голову ломаешь по нескольку дней, как делать, что придумать. А в этом случае произведение удалось само собой. Предварительно не вычисляя, какой тембр, какой ритм, сел и написал.
— Кстати, в то время никакого специального радио в Москве не было, а на региональных радиостанциях песня «Мой Бог» ротировалась в двух вариантах, полном и урезанном. И часто звучала в полном варианте, несмотря на то, что никак во временной формат не вписывалась. Это показатель ее популярности. Что уж тогда говорить о «Владимирском централе». Правда, что во время работы над альбомом «Мадам» данная композиция в качестве будущего хита даже не рассматривалась?
— В общем-то, да, насколько я помню, в «Мадам» ничего особо выдающегося не было. Ну, альбом и альбом. Хотя, какую-то фишку во «Владимирском централе» я улавливал... Но никто не думал, что настолько круто получится. Ни Мишка, ни я, ни другие участники коллектива на «Централ» не ставили. В альбоме он стоял обычным номером, где-то в серединке. Никто не предполагал, что именно «Централ» станет хитом. А ведь, как показывает время, большинство хитов так и получаются. Делаешь ставку на какую-то вещь, а потом эта вещь оказывается никому не нужна, зато темная лошадка вырывается...
— Виталий Шамшонков утверждает, что в качестве хита на этом альбоме прогнозировалась композиция «Мадам». Стала ли она хитом или нет, решать слушателям, но «Владимирский централ» взорвался бомбой, адекватной по мощности которой не было со времен лесоповальского «Белого лебедя». И ведь самое главное, песня специально нигде не ротировалась и не раскручивалась, и при этом звучала по пять раз в день в эфирах региональных радиостанций, ранее шансон вообще не крутивших.
— Меня знаешь, что убило? Недавно купил DVD с фильмом «Властелин колец» c гоблиновским переводом. Где-то в горах звучит «Владимирский централ»... Я, если честно, до сих пор не могу понять, в чем секрет этого хита. Единственное подозрение на мелодику, свежую, не вымученную. Не могу говорить за Мишку, но мне кажется, песня родилась сразу. Не вынашивалась долго, а что называется, торкнула. Я всегда старался, где получалось, где нет, гармонически отходить от шансонного стандарта. И вступление к «Централу» потому такое получилось. Хотя авангардизм в каком-нибудь стиле не всегда оправдывается. Главное не перегнуть палку. Не считаю электронизирование шансона какой-то глобальной находкой. Жесткие барабаны — да. Но засилье электроники убивает жанр.
— Как проходит сам процесс работы над аранжировкой песни?
— Во время прослушивания «рыбы» иногда сразу возникают какие-то наброски в голове, иногда приходится напрягаться. Аранжировки, порой, выходят натянутыми. Не потому, что нет идей, а потому, что материал абсолютно узнаваемый, и из него нужно что-то вылепить. А если там тридцать куплетов и двадцать припевов, то где-то на десятом куплете думаешь... «Что бы еще сюда засунуть?» И так, и сяк выделываешься, остановочку придумаешь, модуляцию поставишь, но, все равно, получается притянуто за уши. А есть вещи, которые ложатся сразу. После работы над ними появляется чувство удовлетворения. Хотя полного удовлетворения достигнуть не удавалось ни разу, все кажется, чего-то не хватает.
— Когда-нибудь оправдывалось желание создать шлягер?
(Смеется) — Плох тот аранжировщик, который не мечтает сделать шлягер. И композитор, не мечтающий шлягер написать. Я ни слухом, ни духом не знал, что хит создал. Через какое-то время, когда уже Мишка отдал альбом в тираж, а сам с «Попутчиками» уехал на гастроли, в студию зашел в гости звукорежиссер Игорь Барменов и говорит: «Вы что натворили?! Я по городам разным ездил, а там на всех вокзалах, рынках и улицах сплошной «Централ»! Ну, ты, чувак, хит написал!» А я что? Я по вокзалам не тусуюсь, базары стороной обхожу...
— Ничего себе, создал вещь, которая входит в двадцатку самых популярных российских песен двадцатого века, и узнал об этом от кого-то случайно...
— Кто знает, может быть, все хиты так и рождаются? Черт его знает, как они получаются, само по себе как-то выходит...
— Качество аранжировки зависит от крутизны аппаратуры в студии?
— В наше время вся студия умещается в одном компе. Естественно, компьютер должен быть очень мощным, полувоенным. Как я уже говорил, компьютерные технологии будут развиваться и развиваться. И все эти студии, с огромными пультами, аппаратурой и металлоломом до потолка, станут невостребованными. На первом месте стоит человеческий фактор. Студия ценна ушами и мозгами. Всем остальным можно напичкать компьютер. Если нет грамотного персонала, можно все помещение заставить аппаратом, толку не будет, только на деньги попадете. Многие студии поэтому разоряются. Люди писаться куда угодно поедут, хоть во Владивосток, если там человек с мозгами и ушами работает. Я недавно в Интернете прочел интервью с тремя ведущими Нью-Йоркскими аранжировщиками, там ни слова не говорится о технике. Разговор о человеческих отношениях внутри коллектива студии и работе с клиентами.
— Кого бы ты, кроме себя, выделил из тверских аранжировщиков?
— Игоря Лалетина (студия «Салам») и Валерия Гареева (студия «Лига»). У нас тут рядом с городом аномальная зона, может быть, поэтому талантливые люди рождаются? Не даром ведь пол-Москвы в Твери пишется...
— Не обидно раскручивать других, оставаясь в тени? Свои проекты не намечаются?
— Я, как раз сейчас, начинаю работу над проектом в формате «шансон», хотя, это не совсем традиционный шансон. Буду продюсировать одного нашего талантливого тверичанина. Посмотрим, что из этого получится.
— Возвращаясь к Михаилу Кругу, хотелось бы спросить о твоем отношении к тематике многих его песен, которые он пел от лица какого-то мелкого хулигана. То розы стырит в киоске, то морду кому-то в подворотне набьет...
— Ты знаешь, я никогда серьезно к этим песням не относился. Ну да, какая-то абсолютно дворовая тематика от лица Мальчиша-Плохиша. Это, скорее всего, отголоски Мишкиного детства. Он ведь пел: «Двор «Пролетарки», казармы, «Париж»...» Жил он в этих дворах «Пролетарки» в общаге, которую еще Морозов строил. До революции тверская мануфактура процветала. Морозов был меценатом, построил публичные пятиэтажные общаги из красного кирпича для своих работников. В отличие от нынешних доморощенных капиталистов, заботился о людях. Даже театр народный тогда был — «Морозовский». Круг жил там, и в песнях детство свое вспоминал. Такое озорное хулиганское детство. Мишка любил свой город.
— А ты любишь Тверь?
— Если бы не любил, не жил бы здесь...