 |
 |
| |||
| Главная » Архив » Заметки » Михаил Шелег: «В сентябре мне стукнуло 50!» | |||
|
Михаил Шелег: «В сентябре мне стукнуло 50!»
«Судьбы артистов разнообразны и неповторимы» — такими словами начинается книга, посвященная известному исполнителю блатных песен Аркадию Северному, написанная не менее известным на сегодняшний день автором и исполнителем своих песен Михаилом Шелегом. Скромный ресторанчик на Рязанском проспекте послужил на короткое время местом встречи и общения с популярным человеком. Его песни исполняют Александр Маршал, Наталья Штурм, Катя Огонек, Вера Снежная, Гала Журавлева, Гера Грач, Владимир Черняков, Оксана Орлова, Таня Тишинская... Кто не знает его «Московскую осень» в исполнении Александра Иванова: Московская осень, московская осень. Темнеет так рано — темно уже в восемь, И память меня, словно ветер, уносит В другую — такую же точно московскую осень... Осень уже вступила в свои права, и мы решили взбудоражить память и пробежаться, пусть даже вкратце, по некоторым главам биографии бесспорно талантливого и, как показало общение, гостеприимного и открытого душой и сердцем человека. — Михаил, не стану оригинальничать. Предлагаю начать с краткой биографической справки: что, где, когда? — Здесь нет никаких тайн и загадок, я родился 27 сентября 1955 года в городе Корсакове на острове Сахалин. Мой отец служил морским офицером на флоте, а мама работала школьной учительницей биологии. Те, кто впервые узнают мою биографию, часто спрашивают меня о том, почему я не стал, скажем, военным или преподавателем. И я, пусть даже в какой-то степени по инерции, обычно объясняю, что на первый взгляд простое и доступное не всегда оказывается таковым. Учительствовать я не хотел. Преподавание ни когда не прельщало меня, хотя бы по той простой причине, что это в большей степени неблагодарный труд. Да и чему я смог бы научить юные дарования? А главное, я считаю, что для этого необходимо иметь призвание. Карьера офицера, возможно, мне была бы ближе по духу, но что я мог открыть для себя нового, если с самых ранних лет видел всю офицерскую жизнь своими глазами. Отец у меня очень веселый человек, заводила, анекдотчик, душа компании. У нас была достаточно дружная и гостеприимная семья, в которой собирались друзья отца, все они были офицерами. Вы можете себе представить этот жизнерадостный и общительный круг людей, в котором главным объектом внимания был, конечно, я, тогда еще совсем мальчишка. Конфеты, шоколадки, фрукты, всякие безделушки, которыми задаривали меня... «Мишка, Мишка, где твоя улыбка...». Когда я достиг призывного возраста, то не стал использовать отцовские связи, не пытался «закосить» от армии, а решил, что пойду служить. В военкомат пришел самостоятельно. Я помню, как попросил тогда маму постричь меня на голо, и то, как она меня стригла и плакала, провожая во солдаты... Вряд ли армейская тема может быть интересна большинству, но для «гурманов» могу сказать, что я попал в Харьков, в радиотехническую учебку, на Холодную Гору. Если у меня случаются гастроли в Харькове и я об этом там говорю, то люди, как правило, аплодируют. Видимо, Холодная Гора пользуется у них особенной репутацией. Когда в армии спросили, кто умеет рисовать, и попросили сделать два шага вперед, я не задумываясь сделал четыре. Таким образом, судьба моей армейской жизни была решена. Кстати говоря, художественно-оформительская деятельность пригодилась мне и в дальнейшем. Когда я вернулся после службы домой, а жили мы тогда в Латвии, в городе Лиепае, то мне довелось поучаствовать в некоторых городских вы ставках. Уже позже, перебравшись в Ленинград, а ныне — Санкт-Петербург, работал в центральных кинотеатрах в должности художника по рекламе. — Какое направление живописи для юного Михаила Шелега являлось основным источником вдохновения? — В первую очередь, это, конечно же, сюрреалистические работы Сальвадора Дали, которые в то время были символом свободомыслия. А что касается музыки, на которой я вырос, то она никоим образом не была связана с шансоном. Ведь в то время (середина — конец шестидесятых, Латвия) блат ной песни практически не было на пленках, разве что ранние записи Владимира Высоцкого. А вообще я слушал «Лед Зеппелин», «Дип Перпл», «Битлз»... — Раз уж мы затронули музыкальную тему, хочется узнать, когда впервые в ваших руках оказалась гитара и какие песни рождались тогда? — Одна часть моих одноклассников занималась спортом, другая ходила на музыкальные занятия. Для тех, кто занимался музыкой, существовали некоторые льготы в плане посещения основных учебных занятий. Их спокойно отпускали с раз личных уроков, лишь бы они могли вовремя подготовиться к экзаменам по сольфеджио, к каким-нибудь праздникам или конкурсам. Когда я основательно уразумел все эти привилегии, то, вернувшись в очередной раз из школы домой, за явил отцу, что хочу заниматься в музыкальной школе. Мне был задан вопрос, на каком музыкальном инструменте я хотел бы научиться играть. И я, собравшись с духом, назвал пианино! Мне объяснили: «Пианино мы не потянем, и соседи не потянут тоже». Предложили из двух зол выбрать меньшее: баян или скрипку. Баян ассоциировался у меня с колхозником, а скрипка -с маленьким зашуганным очкариком, которого не берут играть в фут бол и всячески притесняют в школе. Пришлось отказаться и от того, и от другого. Позже я смог при обрести у своего соседа за десять рублей гитару, одноклассник нарисовал мне первую сетку аккордов. Неделя мучений, лопнувшие волдыри на пальцах — и в результате я овладел нехитрым строем шестиструнной гитары. Из самых же первых моих песен на память при ходят такие достаточно наивные детские стихи: Глаза, твои глаза запомнил я, В твоих глазах блестит слеза, Ведь у меня же ты одна... 
— Что послужило первым толчком к созданию жанровых песен, в стиле, как это принято называть теперь, «русский шансон»? — В восьмидесятом году русскую интеллигенцию постигает трагическое событие — умирает один из любимейших артистов нашей эпохи Владимир Семенович Высоцкий. Я помню, какой был ажиотаж... Ажиотаж — это даже не то слово. Все вдруг бросились на поиски его записей, понимая, что что-то очень важное прошло рядом, а мы оказались не готовы к подобной потере. Тем более в Латвии, где я жил в то время, мало кто знал или интересовался его творчеством. Во вся ком случае, я бы не сказал, что там его имя на тот период было популярным. И вот на взрыхленную почву моей юной души упали трагические капли этого проливного дождя. Я, естественно, заболел Высоцким. И поскольку сам уже тогда сочинял свои песни, в первые же дни после трагического известия создал порядка тридцати (!) произведений. По составляющим аккордам, по манере исполнения, по стилю все они, конечно же, были похожи на Высоцкого. В компании многие стали называть меня «вторым Высоцким», но нашелся один умный человек, который мне сказал: «Миша, ну зачем нам нужен второй Высоцкий? Высоцкий должен быть один. Пиши в своем стиле и развивай его...» Сей час сложно восстановить все дета ли того разговора, помню лишь, что я не внял его нравоучениям, собрал чемоданы и уехал в Ленинград, в город живописи, поэзии и застывшей музыки — архитектуры. Там я впер вые узнал, что есть авторская песня и что существует «ленинградский рок». Постепенно начал вливаться в эту новую для меня жизнь. — Ваше первое знакомство с КСП — как это воспринималось тогда и как воспринимается теперь? — Когда я только приехал, ребята повели меня в клуб «Меридиан» на прослушивание. Там председательство вали два человека: Екатерина Яшунская, которой, к сожалению, сейчас уже нет с нами, и Михаил Кане, до статочно известная личность, аккомпаниатор Александра Городницкого и ведущий раздела авторской песни у Александра Фрумина на «Радио Шансон» в Санкт-Петербурге. Я спел там, и меня не приняли, хотя песни, как мне думается даже теперь, были достаточно интересные, например: шел человек по шумной улице утром, никто не знал, куда он так быстро идет, а он спешил, а он спешил на работу, хотел успеть, не опоздать, лишней минуты не потерять, но так случилось, свидетель Бог, сбила машина насмерть его! Е-е-е...! 
Позже меня пригласили петь в клуб «Восток», причем я выступал в первом отделении концерта, а во втором исполнял свои пес ни Борис Гребенщиков. После концерта у нас состоялась бессмысленная полемика с администрацией на почве того, какие песни можно исполнять, а какие нет, и с тех пор я несколько охладел к КСП. Хотя в дальнейшем мне и приходилось участвовать во всевозможных фестивалях авторской песни, не толь ко как автору, но и в составе жюри, Вообще-то я не очень люблю жить в палатках, когда просыпаешься искусанный комарами, везде сырость, мокрая одежда, мокрые продукты... Каэспэшники -это особенный, интересный народ. Они выбирают очень живописные места, потом, замусорив их, сворачивают лагерь и уезжают. Но в целом, конечно же, это весьма замечательная публика. В начале перестройки мы создали с Сашей Черкасовым клуб «Этап», и уже от этого клуба я стал ездить на всевозможные бар довские фестивали. Позже, в 1991 году, силами московских ребят и режиссера Сергея Годунова, в связи с тем, что из заключения под напором общественности был освобожден Александр Новиков, решено было провести в его честь целый ряд концертов. Первый такой фестиваль намечалось сделать в Москве, в Театре Эстрады, второй — в Ленинграде и еще один — в Свердловске. В то время руководителем Театра Эстрады был Борис Врунов. Он сказал: «Ребята, берите себе зал, делайте в нем все что хотите, но я под вашу блатную тему не подписываюсь, мне моя свобода еще дорога». Был июнь 1991 года. Это уже потом, после августовских событий, можно было устраивать все что угодно, а тогда, конечно же, был определенный риск. Естественно, фестиваль «Блатная песня», на пример, не прошел бы. В Ленин граде этим занимался Лев Левин-сон: мероприятие проводилось в большом зале «Октябрьский» и называлось «Лиговка — 91», а общее название было «Первый фестиваль русского шансона». Кстати, первым, кто придумал словосочетание «русский шансон», был не кто иной как Сергей Годунов: это тот человек, который в 1991 году вынес данное название на афиши. Залы были набиты битком. В Москве это называлось по-другому — «Гоп-стоп-шоу». После этих событий я и начал собирать материал про Аркадия Северного. К тому же, я тогда был женат, и моя жена вела на радио передачу «Забытые имена». И вот когда, вроде бы, уже обо всех и обо всем было рассказано не один раз, она поинтересовалась, о ком бы еще можно было бы сделать передачу. Я предложил Аркадия Северного: дескать, есть такой исполнитель блатной песни, о ко тором на тот момент нигде официально не упоминалось. Потом через своих друзей-коллекционеров познакомился с теми людьми, кто лично знал Аркадия. Поводом для знакомства послужило трагическое событие: под Новый год (1992) умер Виталий Крестовский, интереснейший шансонный певец, один из начинателей этого жанра, являвшийся руководителем ансамбля «Крестные отцы». Не задолго до его смерти нас познакомил коллекционер Анатолий Федин. К нему в гости приехал Виталий, и мы как-то сразу подружились, а через месяц Крестовский попал в автокатастрофу. На похоронах у Виталия я впервые встретился со многими из тех, кто в дальнейшем смог помочь мне в сборе основного материала. Там были «Братья Жемчужные», многие популярные артисты, известные коллекционеры. Вот тогда-то я и понял, что пока еще есть те, кто знал Аркадия Северного при жизни, надо попытаться ус петь собрать как можно больше ин формации. Ведь в то время еще не было интернета, а в СМИ об Аркадии Северном не упоминали. В результате книга была написана и из дана в 1995 году. Первое издание называлось «Споем, жиган!». Потом был выпущен повторный тираж с более открытым и полновесным названием — «Аркадий Северный. Две грани одной жизни». — Намечаются ли какие-то новые литературные или музыкальные проекты? — В этом году, в сентябре, мне исполняется пятьдесят лет. Готовится ряд мероприятий, центральный концерт, конечно же, пройдет в Санкт-Петербурге, потому что все-таки этот город меня не отпускает, а Москва не совсем принимает. Также готовится к выпуску мой новый альбом с рабочим названием «На перекрестке», я его подготовил как раз к юбилейной дате. Выходит из печати книга моих стихов. Тираж, правда, небольшой, всего лишь три тысячи экземпляров. Ну и, естественно, работа со многими исполнителями, для которых я пишу свои произведения. Вот, по жалуй, и все. 
— Благодарю вас за беседу и желаю еще больших творческих свершений, бодрости духа и крепости тела. — Спасибо, в свою очередь и я хочу пожелать вашему журналу процветания, большего количества читателей и новых интересных встреч с талантливыми людьми. Рад буду видеть вас у себя на юбилее. 
Владимир Лисицын Комментарии
Оставьте ваше мнение |
         
|
|||
|
Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой. И нажмите Ctrl+Enter Использование материалов сайта запрещено. © 2004-2015 Музей Шансона |
