| Если я заболею...
Слова: Ярослав Смеляков Исп.: Михаил Гулько
Если я заболею,
к врачам обращаться не стану.
Обращусь я к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
В изголовье повесьте
упавшую с неба звезду.
Я ходил напролом.
Никогда я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
в справедливом суровом бою,
забинтуйте мне голову
русской лесною дорогой
и укройте меня
одеялом в осеннем цвету.
От морей и от гор
веет вечностью, веет прохладой,
раз увидишь - почувствуешь:
вечно, ребята, живём.
Не больничным от вас ухожу я,
друзья, коридором,
ухожу я, товарищи,
сказочным млечным путём.
P.s.
Кто придумал строчки: "Если я заболею, к
врачам обращаться не стану"?
27 ноября 1972 года, 35 лет назад, перестало биться сердце Ярослава Васильевича
Смелякова - поэта, который известен каждому советскому человеку яркими стихами, но
люди даже не подозревают, чьему перу принадлежат те или иные строки.
Хотите эксперимент? Думаю, один из трогательных эпизодов культовой комедии
"Операция "Ы" и другие приключения Шурика" тот, где он декламирует стихи
своей знакомой незнакомке:
Вдоль маленьких домиков белых
акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
на улице Южной живет…
Эти стихи написал Ярослав Смеляков, которого называли в то время "Онегиным с
фабричной окраины". И в самом деле, разве могут оставить кого-нибудь равнодушными
строки из того же стихотворения "Хорошая девочка Лида", когда поэт рассказывает о
том, на какой подвиг готов мальчишка ради
этой светлой, чистой любви?
Он в небо залезет ночное,
все пальцы себе обожжет,
но вскоре над тихой Землею
созвездие Лиды взойдет…
Четыре строчки, а сколько в них смысла! Когда Шурик в середине 60-х годов ХХ века
произносил эти строки с экранов кинотеатров (фильм вышел в прокат в 1965 году),
создавалась полная иллюзия того, что стихотворение было специально написано к
фильму, чтобы лучше охарактеризовать лиричность героя. Но это далеко не так.
Строки были написаны в последний предвоенный год, они-то и щемящие такие,
может быть, оттого, что поэты, как ясновидящие, гораздо тоньше чувствуют
время. Смертельная опасность, нависшая над страной, уже выстраивала в перспективе
батальоны и полки, которым не суждено было вернуться с войны. И этим миллионам лучших
сынов страны, конечно же, хотелось любить и быть любимыми, и, уходя на фронт, вчерашние
мальчишки цитировали эти строки, радуясь, что их хорошая девочка Маша, Наташа, Лена,
ничуть не хуже смеляковской Лиды…
Кстати, и стихотворение "Если я заболею, к врачам обращаться не стану» тоже написано
Смеляковым в 1940 году. И суть всего стихотворения сводится не к недоверию к людям в
белых халатах, которое сейчас расцвело махровым цветом, а к тому, что за их помощью
нужно обращаться только в самых исключительных случаях, в остальном же не надо роптать
на судьбу.
Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
в справедливых боях,
забинтуйте мне голову
горной дорогой
и укройте меня
одеялом в осенних цветах.
… Наверное, многие из вас видели или держали в руках некое подобие кубика
Рубика, которое называется "Змейка". Суть игры в том, чтобы, переставляя грани
на длинном теле змеи, добиться нужной композиции. Можно сказать образно: нет,
пожалуй, в СССР второго такого поэта, чьим телом судьба столь же беспощадно
играла, как с такой змейкой!
Родился Ярослав 26 декабря 1912 года (8 января 1913 н.с.) в Луцке в семье
железнодорожного рабочего. С началом Первой мировой войны, когда отец ушёл на
фронт, Славу отдали в деревню на воспитание к бабушке. Но как только мальчишка
подрос, он решил покинуть родные места и "без страха и упрёка" прибыл в Москву.
Здесь он поступил в семилетку, а после её окончания решил продолжить образование
в полиграфической фабрично-заводской школе. Именно здесь он активно начал
публиковать свои стихи, для начала в цеховой газете, писал обозрения для
агитбригады.
Но Смеляков не хотел оставаться самоучкой. Он охотно посещал литературные кружки
при "Комсомольской правде" и "Огоньке", а его стихотворение "Любка" (кое-где оно идёт,
как "Любка Фейгельман") стало культовым для студентов середины 30-х годов. Его
переписывали в тетрадочки, цитировали, и в те времена оно по популярности соперничало
со стихами куда более именитых авторов.
И в других стихах было столько лирики, что его сравнивали с Онегиным…
Вот только хулиганом он был отъявленным. Однажды справил малую нужду на портрет
Сталина, когда "произведение искусства" хотели поднять на верёвках на высокое
здание. От смерти его спасло только то обстоятельство, что на дворе шёл 1934 год.
А в грозном 1937-м он как раз вышел на свободу. Чтобы снова оказаться за решёткой
за непочтительное отношение к Сталину…
Война расставила все по своим местам. Ярослав вполне мог устроиться в какую-нибудь
дивизионную, армейскую или фронтовую газету. Но вспомним его строки "Я ходил напролом".
Он и пошёл напролом, рядовым. Попал в окружение на Карельском перешейке, вместе со
своими боевыми товарищами попал в финский плен, где находился до 1944 года. Причём финны
очень скоро разобрались, что перед ними неординарный человек, его освободили из
концлагеря и отправили работать на ферму в качестве военнопленного. Благодаря этому
он и выжил.
По возвращении из финского плена его ожидал сталинский лагерь. И эта "ходка"
оказалась не последняя. Однажды молодые поэты заявились к нему домой, и наперебой
начали читать хвалебные стихотворные оды Сталину. Смеляков вытолкал их взашей и
вдобавок спустил с лестницы. Об этом доложили куда следует…
Пока он сидел, жена сбежала с другим… Но пуще всего его, исхудавшего и издёрганного,
пугает чувство вечного голода. Впрочем, и это не вечно, и жена появилась другая, и
бесконечно бегать к холодильнику, проверяя, остались ли запасы, вскоре перестал.
А с властью так и не помирился. Да и как могло быть иначе, если вместо гимнов "родной"
коммунистической партии декламировали его "сермяжную правду жизни". Как, например,
стихотворение "Жидовка".
Прокламация и забастовка,
Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.
Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена –
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она.
Брызжет кляксы чекистская ручка,
Светит месяц в морозном окне,
И молчит огнестрельная штучка
На оттянутом сбоку ремне.
Неопрятна, как истинный гений,
И бледна, как пророк взаперти, –
Никому никаких снисхождений
Никогда у нее не найти...
Не сочтите меня ксенофобом, я не хочу обижать никакую нацию. Но сам факт, что в
некоторых энциклопедических словарях о Ярославе Смелякове сказано всего три
строчки, говорит о многом…
А что касается последнего стихотворения, то оно стало любимым для писательницы Белл
Кауфман, внучки знаменитого еврейского писателя Шолом-Алейхема. Ведь комиссарки – это
не нация, это образ жизни…
|