Юрий Лоза: В моём лице с патологической честностью

Случается, что талантливая личность не получает своевременного признания, и это, конечно, большая беда. Бывает и наоборот: человек не просто становится известным, а «раздувается» сверх меры, заполняет собой теле— и радиоэфир, превращается в идола. Это уже беда общества, которое насильно перекармливают однообразным продуктом.

А вот золотая середина, когда артист реализовался, но не приелся публике, встречается не так уж часто. Юрий Лоза, безусловно, принадлежит к таким артистам. Он не мелькает в телевизоре, но его песни знают и любят. И любовь эта — «экологически чистая», не удобренная денежными вливаниями и скандалами.

— Ваша жизнь могла сложиться и по-другому, если вспомнить о детских увлечениях.

— Я очень долго играл в футбол, хотел заниматься им профессионально. Во время лондонского Чемпионата мира 1966 года ложился в десять вечера и просыпался в три ночи, потому что разница во времени между Лондоном и Алма-Атой, где я тогда жил, шесть часов. Проснувшись в три, до пяти смотрел матч, снова ложился спать. А в семь вставал и шёл в школу.

К тринадцати годам любовь к футболу затмила все остальные привязанности. Но это возраст, когда мальчик начинает осознавать себя мужчиной — ему надо нравиться девочкам, тут уже ничего не поделаешь. И я понял, что мои спортивные успехи девчонок не вдохновляли: рассказываешь им о футболе, а у них ноль эмоций. В то же время соседский паренёк берёт гитар— ку, наигрывает три аккорда — и все девчонки его. Никаких особых внешних данных у меня не было, а выделиться хотелось. Отчасти помогала эрудиция, ведь женщины любят ушами, а я всегда много читал. Но девушкам и этого казалось мало, они требовали романтики, которую я им не мог дать. Оставалось освоить гитару.

Это был конец шестидесятых, уже гремели «Битлз», но и традиция дворовой песни, исполняемой под семиструнку, была ещё сильна. Вот на стыке двух этих направлений я и подключился к музыке. Человек, который учил меня играть на гитаре, сразу велел убрать седьмую струну, и это хорошо, потому что вся мировая музыка в основном использует шестиструнный строй. Конечно, ни о какой музыкальной грамоте речи не было, её я постиг позже, самостоятельно.

— В музыкальном училище?

— В алма-атинское музучилище я поступил уже после армии и два года провалял там дурака, толком ничему не научившись. Ничего и сейчас не изменилось: мой сын окончил консерваторию и говорит, что она не является заведением, которое однозначно превращает тебя в профессионала. Стать таковым можно только самостоятельно. Вуз вообще не может научить, человек учится сам, но с помощью вуза.

А после десятого класса встал вопрос: куда дальше? Отец решил однозначно: либо поступаешь в институт, либо идёшь работать и сам себя кормишь, без вариантов. Ознакомившись со списком предложений, я пошёл учиться на инженера-геодезиста. Работа связана с математикой — надо делать замеры, рассчитывать. На третьем курсе подумал: что я здесь делаю? Бросил институт, а тут как раз призыв и направление на Дальний Восток, в ракетные войска.

— В армии музыкальные навыки пригодились?

— Я никогда не оказываюсь в нужном месте в нужное время, это судьба. В нашу учебку дважды приходили люди, которые могли кардинально изменить мою жизнь. Первый раз пришли геодезисты, это белая кость армии, работа — не бей лежачего. Они искали спецов, а я же курс прошёл, многое знал. Я был единственным человеком во всём подразделении, кто был им нужен, но оказался в наряде на кухне.

Второй раз приезжали ребята из дивизионного ансамбля, искали музыкантов. А я опять в наряде! И сразу не сообразил, что надо их догонять, искать, а потом меня уже не выпустили. А ведь подошёл бы им по всем параметрам: и пел, и на гитаре играл. Так что я честно отслужил на заправке ракет.

Вышел на гражданку, устроился на завод фрезеровщиком и стал искать, куда бы ещё приложить силы. На заводе была самодеятельность. Смотрю — репетируют. Подошёл к ним, спросили: а что умеешь? Да всё — на гитаре играю, на басу. Через некоторое время нам предложили подменить в ресторане уехавший коллектив. Мытам просидели неделю, я заработал шестьдесят рублей, тогда как на заводе оклад был сто двадцать в месяц. Это меня так удивило и обрадовало, что я сказал: всё ребята, я нашёл своё призвание. И с того момента начал смотреть в другую сторону.

В «Бюро добрых услуг» требовался гитарист и певец для банкетов и свадеб. Я туда устроился и проработал полтора года, быстро набрался юбилейнобанкетной грамоты, разучил все национальные хиты, стал специалистом по корейским, армянским, греческим свадьбам — Алма-Ата ведь интернациональный город. Через некоторое время уже сидел в центральном ресторане — стал эдаким певцом городских трущоб, меня знала вся Алма-Ата.

Но в конце 1977 года, когда вдруг понял, что мне хочется похмелиться, я бросил ресторанную работу. У нас в семье вообще негативное отношение к алкоголю — никто не пил. А мне каждый день по моей работе приходилось выпивать.

— А почему? Понятно, что в ресторане есть соблазн, но не обязаловка же.

— Я был солистом. Чтобы раскачать публику, надо с ней дружить. Если держишься отстранённо, не получаешь и половины тех денег, которые можно заработать. А когда ты общий друг — со всеми обнялся, поцеловался, пропустил по рюмашке, и давай-давай... Моя работа была — раскочегаривать публику, спровоцировать её на заказы. Но я понял, что с этим надо завязывать, когда утром начало потряхивать. Я в таком состоянии не могу писать, работать, мне ничего не хочется. Бросил ресторан и поехал на гастроли в Курганскую филармонию, оттуда перебрался в Усть— Каменогорск, в ансамбль «Калейдоскоп», и спокойно ездил по Сибири,прилично зарабатывал.

— А родители как отнеслись к такой карьере?

— Они всегда были снисходительны. Конечно, считали, что мне лучше заняться каким-то правильным, с их точки зрения, делом, но это нормально. Когда Уолт Дисней привёл своего папу в «Диснейленд», тот посмотрел и сказал: «Ну да, это всё здорово, но когда ты уже займёшься настоящим бизнесом и будешь выращивать свиней, как я?» Что я не валяю дурака, мой отец понял только в 1994 году, когда случайно оказался в Харькове и попал на концерт, который я закрывал как главная звезда. И вот когда он увидел отношение публики, все разговоры о том, что я занимаюсь чем-то не тем, закончились.

— В Усть-Каменогорске состоялось ваше знакомство с Бари Алибасовым.

— Мы давали концерты — и детские, и взрослые, у нас работали фокусник, канатоходец. И в Усть-Каменогорске канатоходец упал в оркестровую яму, мы долго ждали, когда он выздоровеет. А у Алибасова в ДК металлургов в очередной раз развалился его самодеятельный ансамбль «Интеграл». Деньги на проведение празднования Октябрьской революции уже были выделены, а музыкантов нет. Аппаратура стоит, публика собирается, а музыканты разбежались, как их удержишь? Самодеятельный ансамбль — это невысокий статус, я серьёзно говорю, и Алибасов — не отец российской музыки.

Как всегда, Бари начал лихорадочно искать музыкантов, а тут мы — готовый коллектив. Он приходит: ребята, помогите, отыграйте 7-8 ноября! Мы отыграли. Потом пригласил в гости и три дня уговаривал поехать на гастроли по БАМу. Обещал, что поработаем на кассу, соберём хорошие деньги. Мы согласились. Сами продавали билеты на свои концерты, сами расклеивали афиши, таскали аппаратуру.

Прокатились по всем бамовским городам, но особо заработать не удалось. Мы же молодые люди, теоретически можно прожить на три рубля командировочных, а на деле не получается. Дезодорант надо купить, бритвенный станок, одежда нужна, инструменты. И в итоге от денег ничего не остаётся. Ну и плюс Алибасов очень своеобразный человек, считает в свою пользу, как любой администратор. Так что не заработали.

Но мы остались в «Интеграле», чтобы сохранить коллектив и поработать на филармонической эстраде. Тогда поступило четыре предложения: из Магадана, Майкопа, Хабаровска и Саратова. Выбрали Саратов, всё-таки к центру ближе. Тамошняя филармония оказалась нищей, дотационной, но нам дали профессиональные ставки по четырнадцать рублей за выступление, отпустили «на маршрут», и началось быстрое восхождение «Интеграла».

— А что за песни были у «Интеграла»?

— Я не могу ответить на этот вопрос, потому и ушёл из группы. Я говорил: Бари Каримович, если мы музыкальный коллектив, то должны петь, у нас должно быть музыкальное лицо, нельзя же делать одно только шоу! Но Бари в музыке ничего не понимает, и все песни, что я предлагал, отвергались.

Были эстрадные номера, были музыкальные композиции. Мы скакали по сцене, пели какие— то рок-н-роллы, много шума, много треска, фокусы эстрадные... Я прыгал через ударную установку и однажды чуть не убился. В общем, большое шоу. Вот есть такая американская группа «Кисс», все её знают, представляют, как они выглядят, а песен почти не помнят. То же было и с «Интегралом»: коллектив не оставил никакого наследия. Ну а потом у Алибасова была «На-На», все помнят: там что-то прыгало и были какие-то песни, петь которые уже никто не будет.

На четвёртом году я решил уйти, сказал: хватит, пора заняться делом. Но тогда у них вставала вся работа. Мне пришлось очень трудно, потому что я был главным гитаристом, банджистом, певцом — стержнем коллектива. И Алибасов сказал, что он договорился с директором филармонии о выделении мне однокомнатной квартиры. Этим обещанием они держали меня год. Наконец я понял, что всё это байки, и с 1 января 1983 года стал жителем Москвы.

— И с чего началось покорение столицы?

— У меня было несколько планов. Думал — для закрепления — поступить в московский вуз. Ещё была твёрдая уверенность, что найду себе здесь дочку дипломата с квартирой, машиной и выездами за границу. Я конкретно собирался жениться на москвичке, а женился на девушке из Керчи, с чемоданами, без финансовой поддержки и примерно с теми же возможностями, что у меня.

— В той ситуации женитьба скорее была минусом...

— Да не минусом, а судьбой! Я поступал во ВГИК на заочное отделение режиссёров эстрады, а Светлана пришла туда поболеть за подругу. Стоим, ждём результатов. И нам говорят, что все семьдесят пять человек получили двойки, мол, очень слабенький курс. Уже потом через свои эстрадные каналы я узнал, что педагог в последний момент отказался вести эстрадников — так бывает. Замену ему не нашли и решили просто сократить курс. Зато я познакомился со Светой, мы посидели на лавочке, пообщались. Девушка понравилась, обменялись телефонами. А потом мне надо было уехать на гастроли на месяц-полтора и оставить на кого-то съёмную квартиру. Тут я вспомнил, что девчонки говорили, будто им негде жить. Позвонил, спросил: «Квартира нужна? Могу переуступить. Денег не надо, но чтобы был порядок и никого не водили». Сдал им и уехал. Вернулся с гастролей, а они себе ещё не нашли жилплощадь, и Света жила в квартире. Встретила меня, обогрела, накормила, и мне как— то это всё понравилось. Приятно. Ну, общались-общались, и так оно и покатилось. При знакомстве летом ещё ничего не было, а потом присмотрелся — главного— то и не разглядел!

Так с тех пор и живём, почти тридцать лет. Я ничего в жизни не меняю. У меня одна жена, один ребёнок.

— А на что кормили семью, пока не раскрутились?

— Я приехал в Москву с кучей готовых песен, которые в «Интеграле» не исполнялись. Но в столице невозможно было выжить без побочного заработка. Хороший доход давала фарцовка. Началась это ещё в «Интеграле», мы же ездили по стране и находили дефицитные товары. Допустим, сапоги, которые в Риге продавались в любом магазине, в Калуге уходили с хорошей наценкой. Французский крем в Ташкенте лежал на каждом углу, а в Мурманске его в глаза не видели. Или, допустим, в городе Фрунзе местное издательство выпустило «Декамерон» Боккаччо, книгами были завалены даже овощные ларьки, потому что местное население читать не любило. Покупаешь двадцать книжек, закидываешь в ящик с аппаратурой и потом в любом городе приносишь «Декамерон» в букинистический и получаешь там Булгакова, Бунина, Дюма и прочий книжный дефицит.

Ещё музыкантам, с которыми мы общались, были постоянно нужны хорошие инструменты. Я покупал их у гастролёров из братских стран и помогал всё это распространять по России. Я был посредником с репутацией, а репутацию заработал благодаря одному хорошему ходу. Человек из Махачкалы заказал динамики, прислал деньги. Я купил, отправил поездом и звоню ему: «Посмотри наклейку на динамике, под ней пятьдесят рублей». — «Почему? Что такое?» — «Да я поторговался и сбил цену. Но так как свой навар уже получил, это твои деньги». Человек понимает, что столкнулся с патологической честностью, рассказывает об этом другим, слух расходится, и все заказы идут мне. Сарафанное радио работало великолепно.

— Первая магнитофонная известность не принесла вам денег?

— Заработка не было. Просто отдавал песни в народ, чтобы раскрутиться, — потом на концертах отбил. А первый альбом «Путешествие в рок-н-ролл», который я записал на аппаратуре знакомых музыкантов, вообще вышел без моего имени. Как-то иду по рынку мимо студии звукозаписи, а оттуда несётся моя песня. Подхожу: «Что это?» — «А это новая группа «Примус». — «Как «Примус», это же вроде я?» — «Нет!» Ставят запись, а там подклеен кусочек: «Выступает группа Примус». Я начал тыкаться, говорить всем, что это я, какой ещё «Примус»? Тем не менее, через полгода Сева Новгородцев по «Би-би-си» уже говорил, что «Примус» — это Лоза. И уже в следующих своих альбомах я следил, чтобы не было разночтений.

— Пик вашей славы пришёлся на конец восьмидесятых.

— «Мелодия» выпустила один мой серьёзный диск в 1988 году. В 1990-м у меня зазвучали «Плот» и «Пой, моя гитара» — вот этот трамплин и вознёс меня наверх. И этот успех удачно совпал со временем, когда начала разваливаться система закрытых городов. Скажем, Владивосток открыли перед моими гастролями. И хотя мои песни пели, я был как-то ближе к запрещённым ребятам, которых во Владивостоке никогда не видели. И вдруг город открывают и объявляют концерты Лозы. Я приезжаю и собираю за одиннадцать дней двадцать два цирка! Битком! Два концерта в день, как на работу ходил. В Омске я один собрал одиннадцать Дворцов спорта — пятитысячников...

Всё это мы проходили. Но, конечно, я уже тогда понимал, что это не может продолжаться вечно. Это молодые люди могут обманываться, а я-то уже взрослый был, знал цену нищете и успеху. Понимал, что помимо восторженных отзывов обязательно будут и негативные. Вот сейчас в интернете пишешь какие-то простые, естественные вещи, и кто-то отвечает: «Юра, спасибо, я и сама так думала», а следующая строчка будет: «Сдохни, тварь!» Разброс, полярность. Нельзя нравиться всем и всегда, с этим ничего не поделаешь.

Tweet

---

Комментарии

Оставьте ваше мнение

Имя
Email
Введите код 2028