«И похожа она на орлёнка...»
Великий русский актер и шансонье Александр Николаевич Вертинский был старше своей второй жены Лидии Владимировны Вертинской (Циргвавы) на тридцать четыре года. Они познакомились в 1940 году в Шанхае, когда ей было семнадцать, а ему — пятьдесят один.
Александра Вертинского в 1940-х годах знала вся русская колония Шанхая. Появляясь на сценах дорогих ресторанов, он завораживал публику своими пронзительными песнями, тонкими движениями рук, каким-то особенным, не существующим ныне русским языком.
В дыму ресторана...
Юная Лидия Циргвава — наполовину грузинка, наполовину русская, дочь служащего КВЖД (Китайско-Восточной железной дороги) — впервые увидела Александра Вертинского в густом сигаретном дыму шанхайского ресторана. Она пришла туда с компанией. Но услышав и увидев мага и волшебника сцены, юная красавица отвлеклась от беседы и, как завороженная, уставилась на него. Артист показался ей немолодым и необыкновенно аристократичным: высокий, тонкий, профиль, как у римского патриция, подчеркнутый гладко зачесанными назад волосами.
Лидия в свою очередь просто потрясла Александра Николаевича. На самом деле ее красота не могла не произвести впечатления. Она была невысокого роста, с тонкой, точеной фигурой. Но больше всего поражало лицо. Резкие, немного восточные черты: яркие брови дугой, зеленые глаза в пол-лица, чувственный рот. И все это — в обрамлении темных пышных волос.
<>Исполнив номер, шансонье подошел к столику той самой компании, с которой пришла в ресторан Лидия: он был знаком с кем-то из ее спутников. Девушка сказала:
- Садитесь, Александр Николаевич.
Он послушался. Примостился рядом. Потом вспоминал:
- Сел — и навсегда.
Оба сразу понравились друг другу.
Уже после кончины Александра Николаевича Лидия Владимировна вспоминала: главным чувством, которое, кроме влечения и симпатии, она испытала в тот миг, была жалость. Да, жалость. Юная, неопытная, ослепительно красивая девочка как-то безотчетно посочувствовала немолодому, видавшему всех и вся мужчине. На самом деле у Вертинского за плечами была большая и нелегкая жизнь.
После эмиграции из России он жил и в Америке, и во Франции, и в Польше, и в Германии. Везде его знали, везде он был знаменит, со многими великими водил знакомство... Тем не менее дела его шли не особенно хорошо. Кроме того, расставание с Родиной великий шансонье считал ужасной ошибкой — мальчишеством, дурацкой страстью к путешествиям. Он уже устал от жизни на чужбине и мечтал о возвращении в Россию. Пусть советскую, пусть не ту, которую он оставил после революции 1917 года. Лидия же родилась в эмиграции и родины предков не видела никогда...
Неравный брак
Они начали встречаться. Для нее это был первый роман. Для него — последний в череде самых разных отношений с женщинами. Он даже некогда был женат — правда, довольно мимолетно. Но как ни странно, эта история любви стала романом нерастраченных чувств. Лидия обрушила на Александра весь пыл своей молодости. Он считал: жизнь до встречи с ней была пуста.
Вот какие строки Вертинский написал о своей юной возлюбленной в 1940 году:
Она у меня, как иконка —
Навсегда. Навсегда.
И похожа она на орленка,
Выпавшего из гнезда.
Несмотря на потоки страстных признаний Александра — и в письмах, и в стихах, и на словах, — мать Лидии Владимировны пребывала в полном ужасе от этой связи. Еще бы: 34-летняя разница в возрасте не могла не настораживать. Вертинский практически сразу заявил о своих серьезных намерениях. Но это заявление привело в еще больший ужас Циргваву-старшую. Да уж, не такого мужа она желала своей необычайно красивой девочке.
Тем временем дела русской колонии в Шанхае шли хуже день ото дня. Начались боевые действия на Тихоокеанском фронте. Японские оккупационные войска, вошедшие в Шанхай, не жаловали русских иммигрантов. Матери и дочери пришлось оставить казенную квартиру. Наверное, Лидия тяжелее переносила бы все тяготы, если бы не любовь Александра Николаевича. Это была сказка, которая продолжалась как бы параллельно со всеми тяготами быта. В память а любви остались письма Вертинского:
«Вы — моя любовь. Вы — ангел. Вы — невеста! Все, что вы сказали, — закон. Все, что Вы делаете, — свято. На Вас нет критики! Вы вне закона и над ним. Выше Вас ничего нет!
Так я принимаю Вас. Вы даже не женщина. Потому что я как-то не думал никогда об этом. Вы — самая красивая на свете. Самая нежная, самая чистая».
Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Дела матери и дочери стали настолько плохи, что родительница дала согласие на брак Лидии с Вертинским: она растерялась и не знала, что еще можно сделать для спасения в сложившейся ситуации. А тут — хоть какая-то надежда.
В патриотическом порыве
На их венчание по православному обряду весной 1942 года пришел весь русский Шанхай. Вертинский был звездой. Несмотря на это стало ясно: в Китае делать абсолютно нечего, и надо куда-то двигаться. Александр Николаевич, измученный странствиями по чужбине, страстно мечтал о возвращении в Россию.
Поначалу Лидию и ее маму подобные разговоры, мягко говоря, смущали: слухи о сталинских репрессиях бередили умы русских иммигрантов. Александра Николаевича страшная информация не волновала: он не то чтобы верил в советскую власть, но весь отдался патриотическому порыву. СССР стал единственным оплотом в борьбе с фашистской Германией. И в эти трудные для Родины дни великий поэт и певец хотел быть со своим народом.
Забегая вперед, скажем: сталинские репрессии семью Вертинских счастливо миновали.
Постепенно юная супруга стала на сторону Александра Николаевича. Тем более в Шанхае стало еще хуже. Работы не было ни у кого, а война подошла к самым дверям. В июле 1943 года в семье появилась дочь, которую назвали Марианной.А в ноябре Вертинский с женой, тещей и дочерью тронулся на запад — в Россию. С просьбой разрешить ему вернуться на родину, чтобы прожить там остаток жизни, шансонье обратился к самому Молотову. Прошение советские власти удовлетворили.
Путь домой оказался долог: Япония, Забайкалье, Сибирь. Александр Николаевич дал несколько концертов в Чите — они прошли с аншлагами...
В Москве семью встретили тепло, поселили в шикарной гостинце. Так началась советская жизнь Вертинских. В 1944 году уже в столице СССР у Вертинских родилась вторая девочка — Анастасия. Обе дочери стали актрисами. Их считали главными красавицами советского кино.
А счастливый отец написал в 1945-м о них одну из лучших своих песен — «Доченьки»:
У меня завелись ангелята,
Завелись среди белого дня!
Все, над чем я смеялся когда-то,
Все теперь восхищает меня!
Единственное, что мешало безоблачному счастью, — вечные гастроли Александра Николаевича. Но без них он не смог бы нормально зарабатывать. Теперь немолодой уже человек колесил с концертами по всей стране. А в столицу неслись письма к Лиле — так, «с грузинским акцентом», он иногда именовал супругу:
«Дорогая Лиличка, и Пекуля, и Муничка, и Лапочка! И "Птица Феникс", и... наконец, "Герцогиня"! Недостаток ласковых слов в наших отношениях — это тоже результат нашей серой собачьей жизни, где любовь и нежность — не в фаворе, где человеческие нежные, глубокие чувства, вечные чувства — Ромео и Джульетты, Фауста и Маргариты, Тристана и Изольды — нечто чуждое, "ископаемое", с которыми знакомятся только по книжкам, и только для того, чтобы не показаться окончательными дураками и невеждами. И мы уже привыкли стесняться. Иногда мне очень хочется написать тебе все то ласковое и нежное, что у меня есть в душе к тебе, моей первой и настоящей любви, матери моих чудесных детей... Но разве это напишешь?»
Советские режиссеры заметили поразительную, оригинальную красоту Лидии Владимировны — она снялась в роли птицы Феникс в картине «Садко» и сыграла герцогиню в «Дон Кихоте».
В 1957 году Александр Вертинский умер от сердечной недостаточности. Это горе его семья не может пережить до сих пор. Его жена, которой в 1957-м было всего 34 года, больше замуж не вышла. Она просто не могла представить себя с кем-то другим. Лидия Владимировна, которой сейчас уже 90 лет, посвятила много времени и сил увековечиванию памяти своего мужа и собиранию его архива.