Анатолий Полотно: «Шансон - музыка босяков»
В нашей постоянной рубрике на этот раз мы расскажем не о песне, а об известном исполнителе блатняка Анатолии Полотно. Двадцать лет назад, когда в России только появился шансон, его популярность зашкаливала. Сам Полотно также однажды чуть не оказался на нарах.
ЦЫГАНСКИЙ МОТИВ
И отец, и дед Анатолия играли на баяне. Так что музыка вошла в его жизнь сразу. Вот только он полюбил раз и навсегда гитару. Во многом потому, что рядом жила цыганская семья, которая любила исполнять струнные романсы. Да и в творчестве самого Полотно нет-нет да и проскакивает цыганский мотив:
Ай, погадай мне, Белла, на дорожку,
На короля трефей раскинь картешки...
В детстве Толик жил в пермском районе Балатово — «такой жиганский райончик», как говорил сам Полотно. Поэтому он быстро освоил понятия улицы, рос «полубеспризорником».
Уже в 13 лет Толя Полотнянщиков (настоящая фамилия певца) создал свой вокально-инструментальный ансамбль. С той поры пошла на спад учеба: «учиться больше не хотелось — на улице было интереснее».
Потом было ПТУ, в котором Анатолий больше пел, чем постигал науки. Он зарабатывал «процент», играя на танцплощадке, а потом пришла пора отдавать воинский долг Родине. После армии Полотно поступает в культпросветучилище. Играл он на народных инструментах, но не забывал и уличные навыки — много дрался, имел приводы в милицию. Тем не менее парню удалось поступить в Пермский институт культуры — днем учился, вечером пел в кабаках. Появился неплохой заработок. Все шло вроде бы хорошо, но в 1986 году тяжело заболела и умерла жена. На руках у Анатолия осталась дочь Лиза:
Дочка подрастает, тонкая, как тростник —
Разве ожидали мы ненастье?
Да что со мной! Не знаю, что-то сегодня сник.
Эх! Кому везет, тому и счастье.
Полотно запил. А потом запел. Сильно ему в этом помог соавтор Виктор Батенков. Вместе они создали ансамбль «Лоц-Мэн». Сам Полотно называет себя кабацким исполнителем:
— Алкоголь действует на меня, как кофе. Бодрит.
«БОЕЦ БЫЛ УБИТ СВОИМИ...»
В 1988 году группа выпускает первый свой альбом «Ой, лели-лели». И он, что называется, выстрелил. Ансамбль пригласили на телевидение в одну из последних «Утренних почт» уходящей эпохи СССР. Это показатель успеха. Пришла к Полотно и новая любовь. Звали ее Наташа. Что же касается блатного жанра, который выбрал Полотно, то он на это говорил:
— Не я жанр выбирал, а он меня. У меня от природы хриплый голос. И курьезы по сей причине случались уже в самом начале моей карьеры. Как-то во время смотра художественной самодеятельности в самый неподходящий момент заболел (или просто забухал) наш клавишник Саня Карлсон, который обычно пел. А петь предстояло не что-нибудь, а «День Победы»!
Пришлось мне грудью ложиться на амбразуру. Члены комиссии потом говорят: «Все здорово, оркестр хорошо звучит, только вокалист какой-то странный — хрипит». «Да простыл», — попробовал отшутиться я. Стоит ли говорить, что никаким лауреатством мы отмечены не были.
Анатолий считает, что сам принадлежит к тем людям, о которых поет. Но он уже давно не босяк, хоть и был таковым:
— Шансон — музыка босяков, которые далеко не всегда по жизни поднимаются, напяливают на себя цепи... Напяливают, а потом лихорадочно пытаются их срывать. Душат цепи-то...
Откуда мои песни? Либо они вышли из самой братвы, либо отражают ее психологию. Скорее, второе. Совсем не обязательно исполнителю жить по воровским законам. Но многие из тех, кто работает в этом жанре, безусловно, имеют понятия от братвы. Это неплохо.
Есть в этих мужицких законах чувство справедливости. Наш Боженька, он добренький. Хороший парень: не только предъявляет, но и многое прощает. А братва — никогда. Призыв Кемеровского: «Братва, не стреляйте друг в друга!» — очевидный бред, нонсенс: а чем, скажите, ей еще заниматься?
Другое дело, что дух коммерции проник и в этот мир. Я знал людей, которых убили за то, что они, отмотав немалые сроки по зонам, на воле продолжали жить по понятиям. Серега Боец, Царствие ему Небесное, вышел, пожил два года и погиб. Это был человек, готовый отдать братку последнюю рубаху. Когда Боец увидел, что старые понятия рушатся, обща— ковые деньги не доходят до кичи, в братве творится беспредел, он грудью стал против этого. За что и был убит — не органами, а своими же. Не по понятиям, а по законам реальной жизни.
НЕТРУДОВЫЕ ДОХОДЫ
Однажды Полотно сам оказался под следствием. Дело темное. Он говорит: дело было сфабриковано органами. Арестовали его в родной Перми. Шили уклонение от уплаты алиментов по первому браку, которое пытались затем переквалифицировать в статью о нетрудовых доходах.
— Да их элементарно душила жаба, — говорит Полотно. — Плюс ко всему в моих песнях чинушам был совершенно очевиден если не «антисовок», то затрещина их, чиновничьей, логике, по которой следовало, что популярность может быть только санкционированной и никакой иной.
Еще со сталинских времен повелось: арестовывают обычно в самый неожиданный для человека момент. Я, например, приехал в Пермь, чтобы забрать старшую дочь Лизу в Москву на елки.
Но дела состряпать не удалось: информация об аресте через пермское радио «Максимум» дошла до столицы, и на Урал отправился корреспондент передачи «Человек и закон» Константин Абаев. С обвинителями разошлись полюбовно: «Мы тебя выпускаем. Но чтобы никакого ТВ не было, а то найдем, за что посадить опять...»
ОДНА ИЗ ЛУЧШИХ ПЕСЕН АНАТОЛИЯ ПОЛОТНО «НА ТВЕРСКОЙ» (1994 Г.)
Все бывало на Тверской,
На квартире воровской.
Бухта та надежная, балдежная.
Раз заехал на постой,
Заварганят пунш любой,
Заловить приход — дело возможное.
Бондарь знает, че по чем,
По понятиям точён,
Долбота пройдет, баян заряженный.
Марфа, Лапа и Бекас –
Все имеются для вас,
Только не играй с замочной скважиной.
Там Яшка Цыганок за карточной игрой,
А рядом тип с опухшей плоской рожей.
Вдруг галопировал к двери — Яшка за ножик,
И этой роже навряд ли кто поможет.
Тип галопировал к двери — Яшка за ножик,
И этой роже ну вряд ли кто поможет.
Все бывало на Тверской,
На квартире воровской –
Похороны, свадьбы и рождения.
Ирка, рыжая сова,
Раз Юрашку не ждала:
Он пришел, а там совокупления.
«Заплатите за билет,
Кто здесь простынь пачкает!» —
Юрка выдал бранную сентенцию.
Замахнулся молотком:
«Бабу не спутать с мужиком!
Бюст дородный, дуйте-ка во Францию!»
Там лярвочка ревнивая бьется в истерике –
Не удалось ей выткнуть глаз подруге.
А та, довольная собой, сидит, смеется на толчке,
Что все той суке искусала руки.
А та, довольная собой, сидит, смеется на толчке,
Что все той суке искусала руки.
Все бывало на Тверской,
Шмон, облавы, мордобой.
В общем, жизнь, зараза, штука сложная.
Мать больная померла,
До последнего ждала...
Бухта та надежная, балдежная.
Нынче празднует народ,
А потом наоборот,
Но где бы мы ни были, ни кутили ли,
Кому плохо — выручай!
С Ванькой Уткиным печаль:
В семь часов Ванятку менты приняли.
Демократителем вломили по бочине,
А бок мастыренный Ванятка не стерпел –
Достал волыну, где уж он ее притыривал?
И лет на десять к «куму» в тундру улетел.
Достал волыну, где уж он ее притыривал?
И лет на десять к «куму» в тундру улетел.
Все бывало на Тверской,
На квартире воровской,
Но такое вышло в первый раз:
Лупоглазое мурло,
Всем известное давно,
Ихней инофирме как-тось подсобил.
Им устроил патронаж:
На Тверской домина наш
В пятницу с аукциона засадил.
Чужеземец плел рассказ,
Натянув пенсне на глаз –
Его речи нас слегка обидели:
«Это место не для вас,
Выметайтесь в третий класс!»
Трах в пах его, да только нас и видели.
«Держись, братва, кажись, мы тоже малость снизили», —
В прощальной речи Бондарь грустно произнес, —
«Но только с этим мировым капитализмом
Мы очень скоро посчитаемся всерьез!
Но только с этим мировым капитализмом
Мы очень скоро посчитаемся всерьез!»
Меня там не было каких-то пара лет,
Привет, братишки, всем! Четыре-семь П. Т.!