«Братья Жемчужные»: пели и пили на ликероводочном заводе
20 июля легендарный питерский ансамбль «Братья Жемчужные» споет в египетском зале казино «Конти» (информационная поддержка концерта — газета «Смена»). Это будет необычный проект: во-первых, музыканты будут играть, как говорится, на расстоянии вытянутой руки от публики, во-вторых, вход для зрителей бесплатный. Наш корреспондент пообщался с руководителем «Братьев Жемчужных» Николаем РЕЗАНОВЫМ.
— Николай Серафимович, как вы стали "братом Жемчужным"?
— Первым меня так окрестил Иосиф Вайнштейн (легендарный советский джазмен, ныне живущий в Канаде. — Прим. авт.): «Где этот Жемчужный?» После Вайнштейна меня стал так величать Сева Левенштейн (тогда саксофонист, а впоследствии ведущий Би-би-си Сева Новгородцев. — Прим. авт.). Вот и прилепилась кличка. Ну а то, что назвали «братом», так это чтобы быть ближе к цыганам. Еще меня в ту пору величали Мишель Жемчужный, но потом это куда-то ушло. У нас в оркестре у многих были прикольные псевдонимы: Борис Вертибутылка, Глеб Скамейкин.
— Кто же первым произнес историческую фразу: «А не стать ли нам "Братьями Жемчужными"?
— Мы не думали, не гадали, нам было все равно, как называться. В двадцатипятилетием возрасте как-то не думаешь, какие фразы станут историческими.
— "Братья Жемчужные" в 70-е годы выпускали магнито-альбомы один за другим (Кстати, всего на счету группы больше полусотни альбомов!). Случалось ли вам записываться пьяными?.
— Практически нет. Прослушав на свежую голову такую запись, каждый из нас понимал, что это приводит лишь к обратному результату. Тебе самому, может быть, и хорошо, но зритель в ужасе. Другое дело, принять по чуть-чуть для настроения... У нас в ансамбле, знаете, какой девиз?
— Какой?
— «Даже соловей не поет, не попив росы». Безусловно, водка сгубила многих хороших, достойных людей, но мне лично всегда была доброй спутницей жизни. Я вообще в детском оркестре ликероводочного завода начинал свою карьеру!
Выпить могли мы крепко. В армии, помню, пригласил наш оркестр на свадьбу прапорщик по имени Калоша. Предупредил: «Денег не дам, зато водки пейте, сколько хотите!» А потом за голову хватался: «Лучше бы отдал деньгами!»
Во времена Ленконцерта любимыми были у нас шефские концерты на ликероводочном заводе. Новички норовили украдкой хлебнуть из бутылок с конвейерной линии, но их отлавливали и не наказывали, а по-отечески наставляли: «Сынки, ступайте в Ленинский уголок! И вправду, в комнате вождя мирового пролетариата стоял полный бак «Столичной» с кружкой на цепи. Наливай, сколь душа пожелает!» Ну мы и наливали.
На дорожку все прихватили с собой по несколько бутылок, но бдительные стражи на проходной обшарили оттопыренные карманы, все отобрали. Только я догадался уложить шесть пузырьков в футляр для баса-геликона и просочиться тенью.
— Многие песни той поры стали легендарными. Например, "Поручик Голицын". Это вообще детектив какой-то. Михаил Звездинский утверждает, что именно он — автор "Голицына", однако в это, похоже, мало кто верит. Северный с "Жемчужными" ведь тоже пели "Поручика"...
— Эту песню немного знал Аркадий. Я тоже знал ее, причем впервые услышал году в шестьдесят первом. Тогда она носила криминальный оттенок: белогвардейская тема в стране победившего социализма — потомки красных побаивались слушать песни про белых. Когда мы собрались ее записать, то обрывками вспомнили пару куплетов, а остальное дописывали, редактировали вместе с поэтом Владимиром Роменским. Ни о каком Звездинском в то время не слыхивали...
— Роменский ведь вошел в историю не только как поэт, но еще и как хозяин той самой квартиры на Петроградской, где записывались магнитофонные альбомы Северного, "Жемчужных"...
— Он жил на улице Олега Кошевого, 12. В его большой пятикомнатной, некоммунальной (по тем временам — такая редкость! — Прим. авт.) квартире мы записали в 1976 — 1980 годах все концерты с Аркадием, потом второй альбом с Александром Розенбаумом. Жена Роменского Лена выделила нам 25-метровую комнату, там все и происходило. Это был прообраз будущей студии звукозаписи. Жаль, Володя тоже рано ушел из жизни — в 1981-м, год спустя после Аркадия Северного.
— Каким был ваш гонорар на этих записях, или вы трудились из любви к искусству?
— На всех нам выдавалось 25 рублей. На эти деньги мы выпивали и закусывали после записи. Когда записали первый альбом, то распили две бутылки коньяка.
— Хорошего?
— А тогда ведь не было паленой водки, нехорошего коньяка.
— 25 рублей — это хороший гонорар?
— В ресторанах мы зарабатывали 20 — 30 рублей за вечер. Так что история русского шансона творилась из любви к искусству.
— Что вы делали со своими альбомами после записи? Показывали родственникам, знакомым? Говорили: вот, мол, это мы поем?
— Пока мы собирались с мыслями, пленки распространялись с невероятной скоростью. Питерские коллекционеры рассылали магнитофонные бобины своим коллегам в Москву, Киев, Ростов, на Сахалин. Недели не проходило пленки опутывали весь Советский Союз, одну шестую часть света. Приятно было идти по городу и слышать из окон свои песни, хотя качество записи меня как профессионала не устраивало. Сами понимаете, что можно было сделать дома, на бытовых магнитофонах.
— Главное, чтобы за репертуарчик стыдно не было!
— За репертуар мы могли всегда ответить. Матерных слов не употребляли, в чернуху не ударялись, антисоветчиной не баловались. Может, поэтому и не попали в лапы КГБ. «Братья Жемчужные» и тогда, и сейчас ассоциируются с чем— то веселым, прикольным, оптимистичным. Менты, кагэбэшники даже самых высоких чинов — тоже люди. Они тоже слушали наши записи, выпивали, закусывали под «Мурку» на кухне...