Любовь российская и рана
Из воспоминаний друзей, записанных Валерием Перевозчиковым
Вспоминает Нэлли Белаковски: — В конце шестидесятых годов я уже начинала заниматься зубоврачеванием, и довольно успешно... Немного знала Лёву Кочаряна, потому что мой брат Саша Бродский работал вторым режиссёром на «Мосфильме», и они дружили. В одном фильме, который снимал Кочарян, Саша был вторым режиссёром, к этому же фильму имел отношение Высоцкий...
— Это был единственный фильм Кочаряна, «Один шанс из тысячи»...
— В это время они трое дружили... И часто свободное время Володя, Саша и Лёва проводили в доме моей мамы — это Столешников переулок, дом семь. А у меня в это время была маленькая дочка, которую я, вместо детского сада, приводила к маме. Приходила за ней часа в два, потому что стоматологи работали тогда до часа. Приходила и заставала там всю троицу и... «необыкновенный концерт». Концерты эти были интересны тем, что начинались они с распития бутылки водки, и, конечно, своим необычным репертуаром. Обычно они покупали бутылку водки, две минералки и банку баклажанной икры. Лёва мелко-мелко резал лук — получался такой салат... Выпивали, закусывали, мой брат садился за пианино, и начинался концерт... «На Тихорецкую состав отправится...», «А шизофреники — вяжут веники, а параноики — рисуют нолики...», «Красное, зелёное...», «Город уши заткнул...».
Конечно, Володя был автором большинства песен, но куплеты переставлялись, менялись слова, то есть Лёва и Саша принимали активное участие. Я помню, как на моих глазах «делалась» песня «ЗЭКа Васильев и Петров ЗЭКа»... Обычно одной бутылкой дело не заканчивалось, а денег у них почти никогда не было... И они обращались к моей маме: «Займите пять рублей!» А отдавали, по-моему, очень редко. Мама, конечно, ворчала, но деньги давала. Однажды, когда я шла к маме за ребёнком, прохожу мимо бакалеи на Пушкинской и замечаю всю троицу. Они стоят и чуть не плачут: на асфальте валяются осколки бутылки, а в руках они держат две минералки: «Вот, уронили... Закон подлости — разбилась только водка... Нель, ну займи пятёрку?!»
В 1972 году я уехала из Союза — уезжала навсегда, как на другую планету. Шесть месяцев жила в Израиле, потом три года в Берлине и, наконец, переехала в Кёльн. И вот в 1978 году я вдруг услышала от одного приятеля:
— А ты знаешь, что Высоцкий в городе?!
— Да не может быть!
— Нет, точно.
— Ну, тогда передай ему от меня привет! Не прошло и часа — и Высоцкий вместе с Романом Фрумзоном появился у меня! Стоит и смеётся:
— Нэлёк, а я и не знал, что ты здесь... Я пошутила:
— Что, Володя, пятёрка нужна?
— Нет, пятёрка не нужна, нужно две с половиной штуки.
— Чего?!
— Марок! Марок, Нэлёк...
— А что случилось?
Ну, Володя и рассказывает:
— Представь, купил машину, вторую... Еду — и вдруг отвалился глушитель! Еле добрался до Кёльна.
А они с Романом уже побывали на станции техобслуживания, поговорили с ребятами...
— Можно всё это сделать быстро, будет стоить две с половиной тысячи марок.
А денег у Володи не было. Я подумала, а потом говорю:
— Володя, а ты можешь спеть?
— Конечно, спою. Только гитары с собой нет.
— Нет гитары — достанем. Приходите вечером.
Они уехали, а было как раз воскресенье... Я начала обзванивать своих друзей:
— Вы знаете, в городе — Высоцкий, и будет концерт. Только не в театре, а у меня дома.
Значит, нужно подготовиться. Первое — гитара, второе — водка, третье — еда... Один мой друг поехал доставать гитару, второй — на вокзал, в воскресенье магазины в городе не работают, купил там ящик водки. А третий отправился во Францию, в Льеж: там по воскресеньям бывает ярмарка. Можно купить всё, что угодно: от дичи до грибов... Кроме того, этот товарищ мой — отличный повар, так что всё было на самом высшем уровне!
А пока эти трое уехали по делам, я стала звонить всем, кого знала в Кёльне:
— Сегодня у меня дома концерт Высоцкого!
Многие не верили. Знаете, ведь в эмиграции дружишь со всеми русскими, неважно, кто откуда — из Москвы, из Киева, из Одессы или из Кишинёва. И никто даже и подумать не мог, что когда-нибудь увидит живого Высоцкого! Конечно, Володя был для всех живой легендой!
Ну вот... Ближе к вечеру у меня стали собираться люди. Стол был шикарный: от грибов до фазанов и рябчиков. Я сделала свой «фирменный» салат. Пришел Володя, гитару уже принесли... Все сначала выпили за него, закусили... Расселись кто где мог... Вы знаете, у меня была большая гостиная, но половина людей сидела прямо на полу, на ковре. Да, должна сказать, что Высоцкий за весь вечер не пил ни рюмки.
К сожалению, этот — тоже «необыкновенный» — концерт мы не сняли на видео. Но мы его записали на магнитофон, и я уверена, что плёнку можно легко найти. Сейчас больше половины наших из Кёльна работают здесь, в Москве.
— Да, это была бы очень ценная находка...
— Я понимаю, потому что Володя не только пел, но очень много рассказывал про Москву, про театр, вспомнил и про нашу квартиру, про нашу историю... Пел и рассказывал очень много; я думаю, это продолжалось до часу ночи. А начали мы, наверное, часов в девять... Володя был в чёрной рубашке. Ужасно вспотел, даже взмок. И он мне говорит:
— Лелёк, дай мне во что-нибудь переодеться...
А я жила одна, и никаких мужских вещей в доме не было. И дала ему белую блузку, которая, в общем, была как мужская рубашка, и Володя её надел. И продолжил петь. И вы знаете, наши реагировали по-разному: кто-то задумывался, кто-то смеялся, а кто-то потихоньку плакал... В общем, Володя добрался до , наших душ...
А когда Володя закончил петь, я взяла ведёрко для шампанского (оно было сделано в виде черной шляпы), положила туда сто марок... –А теперь, мужики, по стольнику! Как сейчас помню, Галя Бабушкина прошла с этой шляпой по кругу... Мы потом посчитали — там было две тысячи шестьсот марок. Я сказала:
— Володя, чини машину!
В общем, он сделал машину и уехал... Да, была еще одна очень прискорбная вещь... После концерта Володя попросил у меня шприц. Я говорю:
— Да у меня тысячи шприцев, а дальше что?
— Ну, тогда чего-нибудь лёгкое...
— Есть только то, чем я зубы обезболиваю, а больше ничего...
Я, конечно, догадалась, в чем дело, и, честно говоря, была очень поражена. После этого случая Высоцкий стал появляться в Кёльне довольно часто. И каждый раз ему устраивали концерты. Один раз, я помню, он выступал в большом доме, в «партироум» — это то, что у нас раньше называлось «красный уголок»... Собрали , всех тех, кто не был у меня... А когда концерт закончился, все тесной компанией — поехали ко мне...
Потом был третий, последний концерт, : незадолго до его смерти, по-моему, в мае 1или июле восьмидесятого. Концерт был [ в небольшом ресторане, который только что открыли молодые ребята, Слава и Лариса. Он назывался «У Ларисы», и Володю попросили спеть, чтобы привлечь внимание к этому ресторану.
Когда Володя зашёл, он сел ко мне за стол и сразу налил себе полный стакан водки. Я говорю:
— Володя, тебе же нельзя! Я знаю, ты «в завязке»...
— Я «развязал», — сказал он и выпил этот стакан водки. На моих глазах это был первый раз после тех московских бутылок...
— А вы не могли уточнить, когда это было?
— Я хорошо помню, что Володя был с рыжими волосами. Да, после этого концерта в ресторане мы заехали ко мне, и у всех есть фотографии, сделанные в этот вечер. Но вот есть ли там дата?
— А какие отношения были у Высоцкого с Романом Фрумзоном?
— Знали они друг друга очень давно, ещё по Союзу. Роман возил Володю в Берлин, и там был концерт. Потом были концерты в Америке, которые организовывал такой Колманович (по другим сведениям, Шульман. — В.П.), но вместе с ними был и Фрумзон.
Да, вот ещё что... Я думаю, что у Володи в Союзе была подруга, девушка очень миниатюрного размера. Говорили, это какая-то актриса театра «Современник»... Не знаю, Володя своих тайн не открывал, потому что, я думаю, Марине это было бы неприятно. Он покупал этой девушке пальто, дубленку, еще какие-то вещи, советовался со мной. Но все было очень маленького размера.
— А как вы узнали о смерти Высоцкого?
— Вот еще одна возможность уточнить даты... Я узнала о смерти Володи через пять или шесть недель после его последнего концерта. Значит, концерт был в июне. Я возвращалась из Франции на этой же машине, на которой отвозила его во Франкфурт, с этими двумя огромными чемоданами, страшно тяжёлыми, — два носильщика везли их на своих тачках...
Ну вот, я возвращалась с отдыха, одна, и вдруг слышу: по французскому радио поёт Высоцкий. Одна песня, другая... Это меня ошеломило. Я думаю: в чём дело? Высоцкий закончил песню, и в этот момент диктор стал говорить, что сегодня ночью скончался поэт, актер и певец Владимир Высоцкий, который был мужем Марины Влади...
А ведь совсем недавно, ночью, в тумане мы ехали в аэропорт... Думали, что опоздаем. Володя нервничал... Я ему ещё говорила:
— Володя, да ладно, опоздаем — останешься у нас...
Мы, конечно, успели. Он улетел, но куда? Я не знаю.
Верный Игорь
Одна из самых загадочных фигур близкого окружения Владимира Высоцкого в последние годы жизни — Игорь Годяев. Загадочной она стала во многом потому, что через несколько лет после смерти В.В. (Владимир Высоцкий. -Ред.). Годяев покончил жизнь самоубийством. Тогда говорили, что он добровольно ушёл из жизни, потому что его мучило раскаяние: не смог спасти Высоцкого. На самом деле всё, разумеется, не так. Но обо всём по порядку.
Игорь Годяев — фельдшер Института скорой помощи имени Склифосовского, тот самый «Игорёк» из посвящения Марины Влади в книге «Владимир, или Прерванный полёт». Приведём несколько характеристик Игоря Годяева — разных и разноречивых, которые помогут составить представление об этом человеке...
Леонид Сульповар, врач Института Склифосовского: «Я с Игорем много работал, он был фельдшером на реанимобиле. Молодой человек и весьма неординарная личность, хотя и с некоторыми комплексами... Игорь всегда искал чего-то необычного, а Высоцкий, вся атмосфера вокруг него, конечно, привлекали. Игорь много сделал для Володи, и Высоцкий принимал его, в общем, нормально. У них были свои отношения, о которых не мне судить...»
Всеволод Абдулов, близкий друг Высоцкого: «Игорь — замечательный человек, абсолютно чистый... Игорёк из тех первых врачей, которые спасли Володю в шестьдесят девятом году. Он один из активных участников каждой помощи, каждого спасения. Были случаи, когда Игорь один, на свой страх и риск, помогал Володе...»
Станислав Щербаков, врач Института Склифосовского: «Годяев — он всегда такой фирменный, немного нагловатый... Папа — какой-то представитель в Японии. Но очень умный мужик и классный фельдшер. Он был такой московский мальчик с хорошим юмором. Конечно, ему было престижно знакомство и общение с самим Высоцким...»
Валерий Янклович, главный администратор Театра на Таганке, близкий друг Высоцкого: «Игорёк работал фельдшером на реанимобиле «Склифа». Он был в той бригаде, которая спасла Володю во время первой клинической смерти. Когда у него горлом кровь пошла в квартире Севы Абдулова. Я познакомился с Игорем, когда они забирали Володю в «Склиф» -выводили из запоев. Так и держалась эта связь до следующей болезни, до наркотиков. Конечно, Игорь был искренне предан Володе: служил не за страх, а за совесть. Очень близкой, духовной связи, конечно, не было: другой уровень; но чисто человеческая близость была. Володя Игоря очень ценил. Ценила Годяева и Марина, ценила в прежние времена. А потом и за все эти алкогольные дела...»
Нина Максимовна Высоцкая: «Годяев... Он больше крутился около Марины. И тут много загадок. Зачем он взял кассеты разговоров Володи с Вадимом Тумановым? Почему у него фотографии Володи с Мариной на Таити? Сосед видел, что он выносил большую коробку с чем-то...»
Артур Макаров: «Годяев... Годяйчик... Игорь... Игорёк... Два раза он был, когда Володя умирал. Вот ему я доверял... Его же страшно «напарили». Родители привезли «Волгу» из-за границы. «Продай, а что будет сверху — твоё». Они поехали с Ш., а их «кинули» — подсунули «куклу»...»
Итак, знакомство Игоря Годяева вначале с Мариной Влади, а потом и с Владимиром Высоцким произошло при трагических обстоятельствах летом 1969 года, когда В.В. побывал в состоянии клинической смерти. Марина Влади: «Я прошу, чтобы срочно вызвали «скорую», у тебя уже не прощупывается пульс, меня охватывает ужас...
Осмотрев тебя, два врача «скорой помощи» и санитар реагируют до смешного просто: слишком поздно, слишком большой риск, тебя нельзя перевозить. Им не нужен покойник в машине — это повредит плану». В конце концов Марина добивается того, что Высоцкого забирают в реанимационное отделение Института имени Склифосовского. Был ли в этой бригаде Годяев, точно неизвестно...
Но собственно знакомство произошло позже, вечером следующего дня: «Поздно вечером — прошло уже шестнадцать часов, как я жду, — один из них (врачей), невысокий человек с живыми глазами и торчащими усами (И.Годяев), приглашает меня войти. (...) Врач успокаивает меня: «Было очень трудно. Он потерял много крови. Если бы вы привезли его на несколько минут позже, он бы умер. Но теперь — всё в порядке...»
«...Игорёк, Вера, Вадим, Толя и Лёня хорошо поработали. Отныне они будут служить тебе верой и правдой, как в ту страшную ночь».
Действительно, врачи из Склифосовского будут постоянно помогать В.В., вначале «вытаскивая» из самых глубоких «уходов в пике» — погружений в «этиловое безумие», — а потом, когда водку заменили наркотики, всё стало гораздо сложнее.
Постепенно Игорь Годяев становится «своим человеком» в доме Высоцкого, и не только потому, что участвует во всех «спасениях», но и потому, что Игорь — знаток и коллекционер песен В.В. Вспоминает Станислав Щербаков: «У Игоря было около тридцати часов записей Высоцкого. И кое-что он писал напрямую, на концертах».
В.Коган, фельдшер реанимобиля в Институте Склифосовского: «У Игоря было очень много кассет Высоцкого, в том числе и рабочих, где Володя пробует какие-то варианты...» (Я слушал одну такую кассету, ту, которая хранится у Вадима Туманова. Высоцкий начинает работу над песней «Ты — дока, но и я не прост». Эту строчку В.В. повторяет на разные мелодии и ритмы — более десяти раз. -В.П.).
Артур Макаров подарил мне одну из кассет Игоря Годяева, на которой записаны разговор Высоцкого с неизвестным и оригинальные фрагменты нескольких концертов В.В., запись на портативном магнитофоне. В конце 90-х годов я передал кассету в фонды музея Высоцкого.
К сожалению, вышеупомянутые записи постигла печальная участь. Вдова Годяева сказала мне: «Я мало что могу сообщить вам... У него была своя жизнь. А на кассетах Высоцкого дочь записала свои рок-ансамбли...»
К счастью, сохранились другие записи Владимира Высоцкого. Анатолий Бальчев, музыкант, композитор, автор музыки к стихотворению Высоцкого «Попытка самоубийства», вспоминает: «Игорь Годяев прилично владел гитарой, причем настолько, что аккомпанировал Володе на некоторых записях. Например, у Бабека». (После смерти Высоцкого его . друг Бабек Серуш выпустил двойной аль-Е бом, так называемый «Белый альбом», на | котором В.В. аккомпанировал среди дру-?гих музыкантов Годяев. — В.П.) с Теперь о судьбе плёнок, на которых х ночные разговоры Вадима Туманова с [Высоцким. Вадим Туманов: «Вначале 2 Слава Говорухин включал, потом сам Володя... Их было пять или шесть». На кассетах рассказы Туманова о сталинских лагерях — потрясающие человеческие документы... На основе этих рассказов Высоцкий хотел написать сценарий о судьбе Туманова и снять фильм по этому сценарию. После смерти Высоцкого эти плёнки исчезают из квартиры на Малой Грузинской.
И только спустя несколько лет выяснилось, что сам Высоцкий незадолго до смерти передал эти кассеты Годяеву.
Валерий Янклович: «За три дня до последнего «Гамлета» (то есть 15 июля 1980 г. — В.П.) Володя привёз Игорю эти плёнки, причём отдал их не ему, а жене. Володя попросил, чтобы эти кассеты пока побыли у них. Наверное, потому, что их дом находился в отдалённом районе. Эти записи в то время могли как-то скомпрометировать Вадима Туманова». В конце концов три кассеты были возвращены Туманову, а две кассеты — по одним сведениям — увезла в Париж Марина Влади, по другим — они просто исчезли...
Последние недели и дни жизни Высоцкого... Игорь Годяев часто бывает на Малой Грузинской — помогает, как и чем может. В конце июня — начале июля В.В. собирается в тайгу к Туманову (это одна из последних попыток избавиться от наркотиков), и намеревается лететь вместе с Годяевым. Значит, ему полностью доверяют и на него надеются...
18 июля — последний «Гамлет». Высоцкому плохо. Идет Олимпиада, все каналы перекрыты, наркотиков нет. Валерий Янклович вызывает «скорую». Приезжает Годяев. Но даже «скорой помощи» не выдают наркотики, и Игорь — прямо за кулисами — делает укол витаминов, чтобы как-то поддержать В.В. В это время за кулисами находился кинорежиссер Петр Солдатенков. Он видел, как В.В. выскочил со сцены. Высоцкий задрал свитер, и Годяев всадил ему укол прямо под лопатку.
25 июля 1980 года. С этой трагической даты начинается посмертная судьба Владимира Семеновича Высоцкого... «Игорь сыграл большую роль именно в посмертном периоде, особенно сразу после смерти. Ведь главным было -скрыть про наркотики. Если бы власти узнали про наркотики, то это во многом могло решить всю посмертную судьбу. А-а, Высоцкий — наркоман?! Зачем хоронить его на Ваганьковском? Зачем потом его издавать?! Времена-то были ещё те. Игорь Годяев с Федотовым поехали в поликлинику и «сделали» справку о смерти. Это очень важно. Потом Годяев едет в ОВИР и меняет загранпаспорт на общегражданский...» (Валерий Янклович).
28 июля. Ночь перед похоронами. Вспоминает Марина Влади: «Твой врач Игорёк спрашивает меня, может ли он положить тебе в руки ладанку. Я отказываюсь, зная, что ты не веришь в Бога. Видя его отчаяние, я беру её у него из рук и прячу тебе под свитер...»
После похорон, «когда начались дела с рукописями, с памятником, Игорь проделывал громадную повседневную черновую работу: сводил людей, перевозил материалы...» (Валерий Янклович).
Годяев принимает участие в пересъемке рукописей, вместе с Артуром Макаровым занимается проблемой долгов В.В., разбирает архив... Вероятно, именно тогда к нему попали фотографии, о которых упоминает Нина Максимовна Высоцкая.
Через четыре года после смерти Высоцкого Игорь Годяев покончил жизнь самоубийством. Его добровольный уход, из жизни (самоубийство есть дуэль с самим собой?) поразил практически всех, кто его знал... «Такой сильный человек... Он же занимался в школе каратэ у Штурмина, показывал нам приёмы... И вдруг — самоубийство» (Илья Порошин, сын Валерия Янкловича).
Почему? Вернёмся к самой первой версии: «Было такое настроение — давили на Игорька: якобы он виноват в смерти Володи». Но это мнение Анатолия Федотова, врача-реаниматолога, который был в квартире на Малой Грузинской в ночь смерти Высоцкого, мнение абсолютно необоснованное, скорее, его самого и с гораздо большими основаниями винили в этом.
Станислав Щербаков: «Годяев трижды травился... Ему нужно было попугать одну девушку, которая его отвергла...» Версию о несчастной любви поддерживают многие. Но обстоятельства смерти Годяева говорят о другом.
Ксения Ярмольник: «И жена, и дочь были в квартире... Он заперся в ванной, выпил какое-то лекарство. Наполнил ванну водой, лег туда... Остановилось сердце».
Анатолий Федотов: «Кто-то был дома: жена или дочь... Игорь лег в теплую ванну и сделал себе укол... В общем, профессионально ушел из жизни...»
Хотел попугать одну девушку, которая его отвергла, а нанес сильнейшую эмоциональную травму самым близким людям? Когда мы имеем дело с самоубийством, всегда вступаем в область догадок и предположений...
В любом случае Игорь Годяев искренне любил Высоцкого, много делал для него. Именно поэтому он и останется в нашей памяти...
Друг и учитель
Почему Высоцкий не был на похоронах своего старшего друга и «учителя по жизни» — Левона Суреновича Кочаряна? В день его смерти (14 сентября 1970 года) В.В. был в Москве, в Театре на Таганке -спектакль или репетиция. Золотухин из дома разговаривает с ним по телефону. Друзья по Большому Каретному знают, что и в день похорон, 16 сентября, он в Москве. Но на похороны не пришёл, более того, ни разу не навестил Лёву Кочаряна в больнице...
Но вначале о легендарном Кочаряне. Пётр Солдатенков: «Он был человеком незаурядных возможностей и колоссальной воли. Он умел всё: чинить вещи и ломать препятствия, готовить изысканные кушанья и есть фужеры из стекла, ловить страшных бандитов и с особенно страшными дружить, вести учёные беседы и драться головой, быть нежным и внимательным к друзьям и беспощадно жестким с врагами».
...Кочарян (после окончания юрфака МГУ) поработал в МУРе, окончил Высшие операторские курсы и всё же ушёл в кинематограф, вскоре стал на «Мосфильме» незаменимым вторым режиссёром -«первым среди вторых».
Юлиан Семёнов: «Левон был душой Москвы тех лет. Его знали и любили люди разных возрастов и профессий: грузчики, писатели, кондукторы трамваев, жокеи, актёры, профессора, лётчики: он обладал великолепным даром влюблять в себя сразу и навсегда».
Левон Кочарян был организатором и душой знаменитой компании на Большом Каретном, которая так много значила в жизни Владимира Высоцкого.
«Высоцкий на Большом Каретном» — эта тема, естественно, требует отдельного разговора, а сейчас приведём слова В.В., которые он говорил на одном из концертов об ушедших друзьях: «И ещё нет хозяина этой квартиры, Лёвы Кочаряна... Он успел снять только одну картину как режиссёр -«Один шанс из тысячи»... Он его поймал и быстро умер. Он успел немного. Он жил жарко, вспыхнул и погас мгновенно».
Кочарян заболел (раком кожи?) в конце 1968 года или в начале 1969-го. Несколько раз и подолгу лежал в больнице, друзья, конечно, навещали его.
Михаил Туманишвили: «Когда он попал в больницу, мы не просто приходили и навещали — мы его похищали... То домой, то в шашлычную... А Лёва всё спрашивал: «А где Володя?» А Володя в больницу так и не пришёл. Лёва жутко переживал это...» , Юрий Гладков: «Однажды мы приехали к нему с Андреем Тарковским. Лёвка лежал зелёный: он принимал тогда какую-то химию, и цвет лица у него был желто-зелёный... Мы были настроены очень решительно: расцеловали, растормошили его. И Лёва немного приободрился. А потом, в последние дни, он уже и видеть никого не хотел...»
Эдмонд Кеосаян: «Кочарян болеет месяц, два, три — Володя не приходит. Однажды Лёва мне говорит: «Знаешь, Володя приходил. Принёс новые стихи — потрясающие!» И начал мне про эти стихи рассказывать. А Володя ведь не был в больнице, просто кто-то принёс эти стихи, а Лёва сказал, что Володя приходил. А в конце громадный Лёва весил, наверное, килограммов сорок. И вот однажды он мне говорит:
— Хочу в ВТО! Хочу и всё!
Поехали, сели за столик, заказали. Смотрю, проходят знакомые люди и не узнают его. Лёву это поразило:
— Слушай, Кес, люди меня не узнают. Неужели я так изменился?!»
Левон Суренович Кочарян умер 14 сентября 1970 года. Похороны... Гражданская панихида на «Мосфильме»...
Петр Солдатенков: «Миша Ястреб (легендарный московский вор, в перерывах между «отсидками» часто бывал на Большом Каретном. — В.П.) пережил Лёву. В сентябре 1970-го, когда хоронили Кочаряна, он пытался прорваться на панихиду, размахивая на проходной справкой об очередном освобождении, а его не пускали. Вышел Юлиан Семенов и провёл его по своему красному удостоверению к гробу».
Поминки на Большом Каретном. Большая квартира не вместила всех, кто пришёл помянуть Левона Кочаряна, люди стояли на лестничной площадке, даже на лестнице. Высоцкого не было...
Эдмонд Кеосаян: «Лева умер. Володя на похороны не пришёл. Друзья собирались в день рождения и в день смерти Лёвы. Повторяю, я — человек восточный и очень ценю эти жесты. Володя в эти дни не приходил на Большой Каретный, и я долго не мог ему это простить. И избегал встречи с Володей, даже когда бывал на спектаклях в Театре на Таганке».
Анатолий Утевский: «Друзья очень обиделись. Я с Володей некоторое время вообще не общался, вообще не разговаривал. Я не мог простить, что он не пришёл проводить самого близкого друга. Мы знали, что он тогда был в Москве. Не знаю, чем это объяснить... А может быть, и не нужно это объяснять?»
Почему же Владимир Высоцкий не пришёл на похороны Лёвы Кочаряна? Существуют три версии...
Нина Максимовна Высоцкая: «Володя видеть не мог похороны, поэтому и не пошёл:
— Мам, не могу... Лёва лежит в больнице...»
Евгения Степановна Высоцкая: «Я помню, почему Володя не пошёл на похороны Кочаряна. В тот день он был в очень плохой форме...»
Михаил Туманишвили: «Лёва очень переживал, когда Артур Макаров и Андрей Тарковский предложили ему другого режиссёра на фильм (на досъёмки. — В.П.) «Один шанс из тысячи». Ему, я думаю, нужна была поддержка. А Володя всё не приходил и не приходил в больницу. Я думаю, поэтому он и не пришёл на похороны. В этом, как мы считали, был элемент предательства».
А сам Высоцкий? Мнение Петра Солдатенкова, автора биографии В.В.: «Владимир Семенович не раз пытался объяснить недоумевающим друзьям и вдове, потерянной от горя, причины, по которым он не был на похоронах Левона Суреновича Кочаряна. Увы, надрыв превратился в трещину, края которой расходились до самой смерти Высоцкого».
Но это общие, хотя и верные слова. На самом деле объяснений с вдовой Инной Александровной Кочарян не было: «Я ведь Володю не впустила, когда он пришел после смерти Лёвы. И звонил он — я бросила трубку».
И только один разговор с непростив-шим — Эдмондом Кеосаяном: «...Мы столкнулись с ним в коридоре «Мосфильма». Володя спрашивает:
— Кес, в чём дело? Скажи мне, в чём дело?
— Сломалось, Володя... Я не могу простить, что ты не пришёл на похороны Левы. Я не могу...
— Ты знаешь, Кес... Я не смог прийти. Я не смог видеть Лёву больного, непохожего. Лёва — и сорок килограмм весу... Я не смог!
Вы знаете, Володя был очень искренним, и все слова были его собственными».
Так что раскаяние и чувство вины у В.В. было, не могло не быть. По свидетельству Валерия Янкловича, они вместе с Высоцким ехали мимо больницы, в которой умер Кочарян: «И вдруг Володя расплакался...»
Валерий Нисанов: «Однажды Володя зашёл ко мне домой, это было в конце мая 1980 года. А у меня на стене висят фотографии, на одной из них я снят вместе с Лёвой Кочаряном. Володя остановился перед этой фотографией и долго-долго стоял и смотрел. Не знаю, что когда-то между ними произошло, но у Володи вдруг началась истерика, самая настоящая, со слезами...»
А закончим мудрыми словами Инны Александровны Кочарян, которая, конечно же, простила: «Понимаете, целая жизнь прошла. Многих уже нет на этом свете. Кто мог знать, что Лёва умрёт в сорок лет, а Володи не станет в сорок два?! Первое время ребята собирались два раза в год, в день рождения Лёвы и в день его смерти. А теперь всё реже и реже. Я понимаю, у всех давно другая жизнь».