«Не люблю жлобов и хамов»
Популярность к Александру Розенбауму пришла еще в начале восьмидесятых. С тех пор эстрада мутировала в шоу-индустрию, и многие тогдашние его коллеги оказались «изгоями» и «сбитыми летчиками». Он же выстоял и завоевал непоколебимый авторитет как среди публики, так и среди коллег. Что помогает поддерживать репутацию артиста в шоу-индустрии и почему он до сих пор не боится больших начальников, артист признался в откровенном интервью.
— Александр Яковлевич, интересная все-таки у вас судьба: начинали врачом на «скорой помощи», а стали звездой эстрады...
— Что до титулов, то терпеть не могу термин «звезда». Настоящей звездой, в голливудском смысле слова, у нас была только Любовь Орлова. Мои же запросы гораздо скромнее — хочется, чтоб меня считали Артистом с большой буквы. Хотя и просто звания — артист — мне вполне хватает.
— Сегодняшняя шоу-индустрия скорее ярмарка невест и тщеславия. Как думаете, почему? Можно ли как-то изменить ситуацию?
— Я лишь номинально отношусь к тому, что называется шоу-бизнес. Не хочу обидеть коллег, стремящихся сделать его цивилизованным, но для меня он во многом пока смешон и противен. Шоу-бизнес — это когда бизнес делается для шоу. В России же пока шоу — для бизнеса. По-быстренькому срубили денег — и на шоппинг! По всем каналам показывают то, что я называю «дискотечная конюшня». Нет, я не против — но почему, помимо нее, не показывают Толкунову и Пьеху, например? Чем они провинились, что стали вдруг «неформатом»? Как изменить ситуацию — сегодня уже очень сложно ответить. Но думаю, что трудности в экономике вернут многим трезвость рассудка. Смешно наблюдать, как многие молодые артисты, насмотревшись на западных звезд, стремятся подражать им в немыслимых райдерах, толпах охраны, амбициях, диких гонорарах.
Сегодня на телевидении идет ярая пропаганда культа гламурной жизни и легких денег. И куда это нас приведет? Понятно, что «пипл хавает». Но нужно сделать так, чтобы он включил мозги и отказался от этого. Я всегда выступал за создание специального комитета, комиссии, наблюдательного совета, который бы занимался контролем над тем, что показывает телевидение. И не надо бояться слова «цензура». Подобный контроль за эфиром есть в большинстве цивилизованных стран.
— Молодым артистам сейчас тяжело попасть в ряды известных и успешных...
— Тогда тоже было нелегко. Просто в то время существовали другие ценности. Прославлялся труд, а не легкие деньги. У меня и сегодня дня не проходит без работы, всю жизнь тружусь. Студентом полы мыл в аптеке, крыс-мышей травил, санитаром подрабатывал, летом со стройотрядовцами лес валил. Когда был врачом «скорой помощи», вкалывал на двух ставках, а в перерывах бегал по домам и делал бабушкам уколы. И сейчас «работаю» концерты, «не вынимаясь», что называется. И не от жадности, ей-богу! Мне нужно обеспечивать семью, близких, искать средства на клипы, записи; поддерживать уровень жизни, соответствующий моему положению. Да, я не считаю деньги, когда дело касается еды или одежды. И тут мне повезло неизмеримо больше, чем огромному количеству наших граждан. Прекрасно отдаю себе отчет: многие мои слушатели сегодня выбирают между билетом на концерт и штанами для сына. Я об этом помню всегда. Потому и отдаюсь работе по полной.
— Говорите, что «по полной», а сами почему-то всегда игнорируете светские тусовки.
— Я их не люблю и не считаю для себя полезными. Хотя одиночество тоже не приветствую. Ценю покой. А также — честных, умных, профессиональных людей. Пусть это будет дворник, но профессионал. Не люблю жлобов и хамов. Я нахожу общий язык и с военными, и с бабушками, и с шестилетними детьми.
— А с собственной семьей у вас тоже всегда полное взаимопонимание?
— Иначе нельзя. Поэтому всегда стараемся понимать чувства и желания друг друга. С женой Еленой мы вместе уже больше тридцати лет. Вместе учились в медицинском институте — правда, я был чуть старше. Ну а познакомились у нее дома, когда ее родители пригласили моих в гости. Роль домохозяйки Елену не устраивает. Она получает удовольствие от работы, поэтому несколько часов в день проводит в клинике. Хотя я бы предпочел, чтобы она занималась только домом, не работая. У меня есть замечательная дочь Аня, профессиональный переводчик, и подрастает чудесный внук Дэвид. Что еще нужно для счастья? (Улыбается.)
— Бытует мнение, что свободный художник — всегда оппонент властям. А вы несколько лет назад вдруг стали депутатом от «Единой России»...
— Я рассматривал свой депутатский мандат как отличную возможность делать добрые дела. Благодаря моим стараниям на депутатской стезе с Невского проспекта убрали перетяжки, загораживающие шпиль Адмиралтейства. Кроме того, сделали бесплатный вход в Летний сад. В Госдуме я занимался продвижением идей, касающихся охраны авторских прав. А то ведь пока в нашей стране хорошо живут «пираты», а не музыканты. Если бы я имел отчисления оттого, что написал и записал за двадцать лет, то многое мог бы себе позволить. Например, возить за собой на концерты рояль, как Элтон Джон. Заморские президенты любят открывать библиотеки имени себя, а я бы открыл музыкальную школу. (Улыбается.)
— Недавно вы с головой окунулись в серьезный бизнес — стали вице-президентом крупной компании. Готовите запасной аэродром?
— Главное, что у меня есть, — это право выходить на сцену. Это моя работа, мой сегодняшний доход. Но я не возражал бы еще иметь заводы и пароходы. Тогда наверняка больше бы возможностей открывалось для творчества. Работал бы в той студии, которая меня полностью устраивает. А два ресторана, которые находятся в Питере и Нью-Йорке, — это для меня не столько коммерция, сколько возможность открывать для людей новые артистические имена, представлять их публике. Серьезным финансовым подспорьем это назвать сложно. Хотя — время покажет.