Музей Шансона
  Главная  » Архив  » Заметки  » Свято верю в чистоту...

Свято верю в чистоту...

Вот уже восемь лет прошло со дня смерти Владимира Высоцкого. Успели смениться времена, двадцатилетние приблизились к тридцати, сорокалетние — к пятидесяти. И самому ему было бы сегодня пятьдесят. Кажется, должна уже произойти естественная смена вкусов, перемениться мода, а популярность Высоцкого не падает.

Владимир Высоцкий

Споры о Высоцком не утихают. Хотя и перестал он быть фигурой запретной или полузапретной, что, по мнению противников художника, вызывает к нему «нездорозый интерес», хотя, кажется, многие жгучие вопросы, поставленные в его творчестве, разрешены или могут быть разрешены в новых условиях, хотя появились новые певцы, новые кумиры эстрады. Впрочем, никто еще толком не разобрался ни в количестве поклонников Высоцкого, ни в их социальной и возрастной принадлежности, ни, в сущности, в числе его сторонников и противников, никто не измерил температуру его успеха. Пока образ поэта, певца и актера находится еще в сфере эмоциональных оценок, в области вкуса, причины которого не разобраны, в области моды, если угодно. Мода, о которой принято говорить с презрением и в интонациях превосходства,— отнюдь не пустяк, а явление сложное, проблема актуальная и тоже никак не исследованная. Мы чувствуем недостаточность нерасчлененного понятия «мода», поэтому мы часто прибавляем: «дурная», «хорошая». Существует, к примеру, мода на песни Розенбаума и на прозу Булгакова. Одного ли корня, качества, долговременности эти две моды? И отчего возникает мода? И не является ли хорошая мода тем рубежом, с которого элитарная культура переходит в культуру массовую? Впрочем, об этих двух терминах я скажу ниже.

На вопросы, заданные мной, нет готовых ответов, ибо в них сконцентрированы проблемы общественных понятий о добре и зле, оценка конкретных исторических обстоятельств различными слоями общества, ситуации в литературе и в иных видах искусства, позиция средств массовой информации и многое другое. Не претендую хотя бы на приблизительные ответы. Я не социолог, не историк, не специалист го эстетике, не литературовед. Им бы следовало заняться феноменом вкуса и моды, отделить зерно от плевел, открыть сущность явления. Для этого настало время. И Владимир Высоцкий — как одна из самых ярких фигур, находящихся почти два десятилетия в центре общественного внимания,— несомненно, должен стать предметом серьезных исследований.

Я же хочу пока поделиться своими личными впечатлениями и размышлениями.

...Псмню погожий летний день в Пярну, внезапно омрачившийся, когда поэт Юлий Ким, потрясенный трагическим известием, сообщил, что умер Высоцкий. Так рано? Так неожиданно? Я уже несколько лет не встречался с ним, не видел его работы на износ, его полного отсутствия самобережения. Я видел его только на заре славы, когда ничто не предвещало близкой смерти, любил его, высоко ценил его талант.

Вскоре я узнал о похоронах Высоцкого, получил из Театра на Таганке, где когда-то пересеклись наши пути с Высоцким, фотографии общественной панихиды, которая была истинно общественной и гражданской, ибо стихийно, нз по указке, а скорее против указки, многие тысячи людей собрались проводить его в последний путь.

Похороны Высоцкого, как это, к сожалению, часто бывает, заставили впервые задуматься об истинных масштабах его дела, о его подлинном влиянии на массы, о художественной ценности его творчества. А может быть, и естественно, что уход художника становится точкой отсчета, ибо отсюда видны не только отдельные этапы его пути, не сегодняшние успехи и просчеты, не его незавершенность и обещания, а освобожденное от строительных лесов здание, которое при жизни никогда не бывает достроено, а тут оказывается завершенным и цельным.

В последние годы при многочисленных встречах с читателями в разных городах и разных аудиториях, среди многих вопросов о литературе, общественных явлениях неизменно большое количество их относится к Высоцкому. «Расскажите о Высоцком»,— настойчиво требуют посетители моих вечеров. В некоторых случаях люди приходят именно потому, что они знают о моем знакомстве с Высоцким, и иногда вечера превращаются в сплошные разговоры о нем. Меня это никогда не обижает. Хочется понять, почему именно он вызывает такой интерес аудитории, посмотреть, -каков возрастной и социальный состав его одержимых поклонников. Раньше мне казалось, что это — молодежь. Но стал я получать письма от клубов Высоцкого, от отдельных почитателей из провинциальных городов России, людей самых разных возрастов и профессий. Зто были рабочие, служащие, студенты, школьники. Ко мне неоднократно приезжали люди, чтобы услышать из первых уст нечто неизвестное о покойном артисте. Оказалось, что у них хранятся уникальные записи его выступлений, собраны все редкие еще тогда высказывания о нем в печати. Мне показывали и присылали статьи и заметки, написанные местными знатоками творчества Высоцкого для городских и районных газет. Средства массовой информации еще не пропагандировали Высоцкого, никем не была инспирирована его слава. Зто были молва народная и любовь народная. Высоцкий был услышан и прочитан еще до первых публикаций его стихоз, до первых выпусков его пластинок.

Вместе с укреплением всенародной известности Высоцкого стала определяться и оппозиция его творчеству. Частично входят в нее люди, которые во всякой славе видят результат рекламы или даже зловредной деятельности по отравлению народа чуждыми ему понятиями и вкусами. Эти обычно прибегают к методам компрометации, недозволенным в приличном обществе. О них говорить не стоит.

Есть и другие, так сказать, «теоретики», в теорию которых никак не укладывается Высоцкий, и поэтому они склонны считать, что слава его искусственно создана в среде «столичных снобов», которым почему-то легковерно следует простодушный народ. Обе категории — ругатели и теоретики — сходятся в своей подозрительности, но вторым все же хочется возразить, поскольку в теории их есть как будто рациональное зерно. Они утверждают, что культура XX века непереходимо разделена на элитарную и народную. В этих понятиях — так, как их трактуют противники Высоцкого,— много неувязок. Только ли в XX веке есть элитарная культура и что это такое? Являются ли Вольтер и Гете, русский философ Владимир Соловьев представителями элитарной или народной культуры? Нет ли переходов между той и этой? Не становятся ли достижения элиты постепенно доступны массам, не расширяется ли со временем объем народной культуры? Не лучше ли говорить о единой национальной культуре, основанной на единстве нравственных понятий народа и творцов его искусства и философии? Есть ли разница между массовой культурой и народной? Кто . кому дал преимущественное право на толкование смысла и содержания народной культуры? Вот такие вопросы хочется поставить перед противниками и даже сторонниками творчеств» Высоцкого именно сейчас.

И еще один, последний, вопрос: не является ли интеллектуализм Высоцкого принадлежностью обеих искусственно разделенных сфер духовной жизни и опровержением идеи их антагонизма?

ГОРНАЯ ЛИРИЧЕСКАЯ

Ну вот, исчезла дрожь в руках,
Теперь — наверх! 
Ну вот, сорвался в пропасть страх —
Навек, навек. 
Для остановки нет причин,
Иду, скользя. 
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя.

Среди нехоженых путей
Один — пусть мой. 
Среди невзятых рубежей
Один — за мной. 
А имена тех, кто здесь лег,
Снега таят. 
Среди непройденных дорог
Одна — моя.

Здесь голубым сияньем льдов
Весь склон облит, 
И тайну чьих-нибудь следов
Гранит хранит. 
А я гляжу в свою мечту —
Поверх голов, 
И свято верю в чистоту
Снегов и слов.

И пусть пройдет немалый срок —
Мне не забыть, 
Что здесь сомнения я смог
В себе убить. 
В тот день шептала мне вода!
«Удач — всегда!..» 
А день, какой был день тогда?
Ах, да — среда.

Давид Самойлов
Неделя, 18-24 января 1988 года


Комментарии

Оставьте ваше мнение

Имя
Email
Введите код 5018

vk rutube youtube

Иван Кучин
группа Воровайки
Александр Дюмин
Сергей Наговицын
Ильдар Южный
Антон Яковлев
Наталья Штурм
Сергей Чиграков
Вика Цыганова
Владимир Утёсов

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой. И нажмите Ctrl+Enter
Использование материалов сайта запрещено. © 2004-2015 Музей Шансона