Завтра будет лучше
2 и 3 апреля Жан Татлян выступит в Мюзик-холле с программой «Праздник любви» и представит свой новый студийный альбом «Судьба». Полвека тому назад это имя знала вся страна. Южный темперамент, яркая внешность, взгляд, проникающий в сердце, и голос, сводивший с ума половину женского населения Советского Союза. Тогда у певца было все: слава, деньги, талант. Но в официальных кругах свободолюбивого шансонье не жаловали, хотя за всю свою жизнь он пел только о любви мужчины к женщине. В 1971 году Жан Татлян эмигрировал во Францию, где и достиг мировой известности. Рожденный в Греции армянин, проживший семь лет в Ленинграде, оказался в одном ряду с такими знаменитостями, как Ив Монтан, Шарль Азнавур и Жерар Ури. В рекордно короткие сроки более 50 миллионов проданных дисков, концерты, гастроли, новые записи... В 1995 году Татлян вернулся в Петербург, где и живет уже много лет.
«...Надо во что бы то ни стало сохранить веру в себя и надежду на неизбежное счастье», — сказал Жан ТАТЛЯН, прежде чем рассказать нашему корреспонденту Полине ВИНОГРАДОВОЙ о своем прошлом, настоящем и будущем.
— Почему вы решили вернуться?
— Почти двадцать лет спустя после отъезда, в начале 1990 года, я впервые за долгое время приехал в город, который всегда считал родным. С тех пор приезжал регулярно, задерживался на три, на шесть месяцев. Страна стала лучше, чем была, но хуже, чем должна быть. Но в.этой изменившейся стране я готов прожить остаток жизни. В голове крутится песня: «С чего начинается Родина, с картинки в твоем букваре». В 1995 году вернулся в Петербург.
— Чем кроме творчества вы занимались на протяжении этих пятнадцати лет?
— Бизнес — это тоже творческий процесс. О своей личной жизни я никогда не рассказываю. Это святое и неприкосновенное. Я действительно не часто выступаю, но только потому, что убежден: лучше не доесть, чем переесть. Не хочу надоедать публике. Предыдущий концерт состоялся год назад в ДК Ленсовета. Я регулярно издаю новые диски, например, альбом «Россия» полностью состоит из русских народных песен. В моем репертуаре есть песни на шести языках. И теперь над новым диском работаю, но как свободный художник без всяких контрактов и обязательств с лейблами и студиями.
Недавно мой друг спросил в театральной кассе, какие апрельские концерты в Мюзик-холле ему посоветуют. Кассир назвала что-то аж 30 апреля, а он сделал вид, что мою фамилию забыл: «Скажите, а вот певец Т... Т...». «Татлян что ли? Выступает такой, но билетов у меня пока нет, через два дня приходите». Так ему ответили, и он ушел без билета. Почему так происходит? Что я им плохого сделал, не понимаю...
— А дети у вас есть?
— До меня такие сведения не доходили. Среди артистов, которые постоянно по городам и весям разъезжали, была такая шутка: когда очередной раз приезжаешь в маленький городок и встречаешь мальчугана восьми — десяти лет, погладь его по головке, кто знает, может, это твой.
— Кто приходит на ваши концерты?
— В зале три поколения слушателей. Люди моего возраста и старше помнят и до сих пор любят, что очень приятно. Их дети тоже меня знают с юности. А совсем молодые люди слышали обо мне от бабушек, от родителей. Под мои песни влюблялись, детей рожали, строили свое счастье. Для меня важно, что молодежи много, значит, кому-то еще нужны красивые песни.
— Наверное, это поклонники шансона.
— Я уточню, французского шансона. Тюремные песни, которые называют «русским шансоном», ничего общего с этим романтичным жанром не имеют. Французские шансонье — это трубадуры, они издревле писали песни и таким образом разговаривали с миром о каких-то истинах, понятных и близких, делились чувствами, признавались в любви. Шансон — сиюминутное состояние души. Я не умею петь под фонограмму, не попадаю в запись. Потому что каждый раз одна и та же песня получается немножко другой, каждое мгновение человек испытывает какие-то эмоции, переживает каждый миг по-новому, и песни звучат по-другому. Не зря говорят «живая музыка» или «живое исполнение». Я каждую субботу смотрю французские телеканалы, там показывают передачу про самое большое в мире кабаре, где современные шансонье дают потрясающие концерты.
— Расскажите о своих французских друзьях.
— Я подготовил брошюру к предстоящим концертам, в которой есть много любительских фотографий: Ширли Маклейн, Мстислав Ростропович, Фара Диба — шахиня Ирана, с которой мы хорошо дружили, красавица Мишель Мерсье, создатель группы «Платерс» Бэк Ремм, Том Джонс... У меня много великих друзей и знакомых во Франции и в США. Я же представлял Францию на 200-летии Америки и четыре месяца жил в Лас-Вегасе, где каждый день пел в одном из крупнейших казино — для американцев, а не для русских эмигрантов. Я гражданин мира. Однажды Михаил Жванецкий хорошо сказал: «Что такое звания? Разве есть «Заслуженный артист Америки»? Смешно даже вообразить, чтобы иностранцы делили артистов на «народных» и «заслуженных».
— Вы не чувствовали себя чужим во Франции?
— Разве может быть чужим гражданин мира? Патриотизм необязательно предполагает идеологию, флаги, серпы и молоты... Это внутреннее ощущение родины. Я родился в Греции, наверное, потому хорошо чувствую греческую музыку. В традиционном греческом ритме написана песня «Мишка» (девятая композиция нового альбома), там мне подпевает Детский хор телевидения и радио. Родина там, где ты пережил первую любовь, где впервые был счастлив.
— Вы человек довольно скрытный, всегда держитесь немного в стороне и творите сами по себе. Тем не менее вам удается быть близким и понятным множеству людей.
— Я никогда не стремился к популярности, просто делал то, что у меня получается, чем Бог наградил. Терпеть не могу слово «звезда». Я — артист эстрады. Эстрада и шоу-бизнес абсолютно разные вещи. Артисты эстрады, любимые народом, почитаемые в мире, не были звездами. Звезды далекие и холодные, пусть в небесах светят или зажигаются на Аллее славы в Голливуде. Артист никогда не будет звездой, а так называемые звезды шоу-бизнеса никогда не станут настоящими артистами... Все эти российские певцы, которые «под фанеру» поют, слушателей не уважают. Я лучше дома пластинки буду слушать. Зачем мне на «звезды» любоваться , если на сцене они петь не умеют.
Я один в поле воин. Когда пою, обращаюсь лично к каждому зрителю. Я осуждаю фальшь во всех ее проявлениях. Артист должен быть предельно честным и искренним. Такой Юрий Антонов, который, так же как я, никогда не поет «под фанеру». Отличных певцов Алексея Чумакова и Николая Носкова сегодня редко можно увидеть и услышать, по радио их песни почти не передают, концерты они тоже играют нечасто. Сегодня индустрия развлечений фабричная. Штамповать можно что угодно, но не личность. Поэтому подход такой: стирают индивидуальность и «оптовыми партиями» производят певцов.
— Кажется, поэты-песенники сегодня не очень востребованы, как и труды эстрадных композиторов. Многие исполнители сами пишут свои песни, а современные поэты пишут стихи, которые, как ни старайся, в песню не превратишь.
— Не востребованно живое пение. На моем новом альбоме есть композиция «Судьба», обратите на нее внимание. Я написал музыку, а слова — поэтесса Татьяна Калинина, мы часто вместе с ней работаем (она много стихов на музыку Андрея Петрова в свое время сочинила). Мне повезло, что я встретил такого соавтора. Это небесная песня. Наверное, я держусь особняком, потому что до сих пор предпочитаю душевные песни.
Кризис красивых мелодий наблюдается не только в России. Вспомните, какая музыка звучала в 1970 — 1980-е годы. Стиви Уандер такие песни исполнял двадцать лет назад! В наши дни, если даже появляется изредка красивая мелодия, ее называют старомодной, причисляют к ретро.
— Сейчас ретро популярнее, чем все новинки вместе взятые.
— Потому что петь нечего, вот и обращаются к старым песням о главном. Новые песни таковы, что через пять лет напрочь забываются и мелодия и слова. Песням нужен запоминающийся образ, а образ песни — это текст и мелодия. Через два года моему шлягеру «Фонари» будет пятьдесят лет. Но до сих пор зал поет вместе со мной.
— Вы счастливый человек?
— Очень счастливый. Я обожаю жизнь, друзей, которых теперь мало, но они преданные и верные. Я абсолютно счастлив в своем микромире, который берегу, не пускаю туда зависть и жестокость. Я все прощаю, но не забываю, чтобы не повторять ошибки. Главное — сохранить благородство. Конечно, было обидно, многое казалось несправедливым, но я всегда повторяю: «Сегодня лучше, чем вчера, но хуже, чем завтра». Только счастливый человек может испытать настоящую любовь. Когда ты бережешь и тебя оберегают — это и есть любовь.