Александр Розенбаум. Пильщик-вальщик 4-го разряда

В прошлом году указом президента Александру Розенбауму было присвоено почетное звание Народный артист Российской Федерации. И это как раз тот случай, когда официальное признание стало лишь формальным подтверждением действительно всенародной любви. Ведь на сегодняшний день больше Александра Яковлевича не гастролирует в нашей стране, наверное, никто.

— Вас невозможно застать не только в Москве, но и в родном Питере. Это стиль жизни — работа на износ?

— Наверное, в какой-то мере это уже стало образом жизни. Стилем — нет. Что хорошего, когда нет времени разобрать свой письменный стол? Если взять подавляющее большинство популярных московских артистов, у них сейчас образ жизни — работа по ночным клубам. Да, это удобно и здорово — зарабатывать деньги и спать в своей постели. Но меня это не очень устраивает, для меня гастроли — это уже действительно образ жизни.

— А в неразобранном рабочем столе случайно не наметки мемуаров?

— Нет. Когда спрашивают о мемуарах, я отвечаю, что это не для моего возраста. Люди пишут мемуары, когда они отошли от активных дел. А с какой стати серьезно работающий человек сядет за воспоминания? У него работы — как грязи.

И потом, я считаю, что мемуары — это для людей от семидесяти и старше. Вот тогда, если ты в нормальном психическом и физическом состоянии, можно что-нибудь вспомнить. А я не тороплюсь умирать, хотя возраст у меня такой, что уже можно и концы отдать. Это я как доктор говорю.

— В одном из интервью вы говорили, что спортивная эра для вас закончена, но выглядите при этом очень даже здорово.

— Ну, спорт и физкультура — это разные вещи. И борьба со старостью — это тоже совершенно другое. Я сто лет назад закончил активно заниматься спортом, но что касается лошадей, тренажеров или погонять в футбол — это милости просим.

— Существует байка, что своих лошадей у вас не было, но однажды вам подарили целый табун.

— Ну что за чушь! Я говорил, что мне табуны дарили... Ну, табуны не табуны, но лошадей десять за мою жизнь я мог бы получить в подарок. Ну и что бы я с ними делал? У меня должен быть дом с конюшней, и я должен быть свободен. Только при этих условиях я могу принять такой царский подарок, как лошадь.

— А планы завести такой домик есть?

— Очень хочется, я же не спорю. Но некогда. И не на что пока.

— Еще на всю страну вы знамениты как очень серьезный собачник. Причем собаки у вас, что называется, не для мебели.

— Ну, конечно ("смеется"). Я же не девочка, чтобы собак для мебели держать. Но на самом деле у меня добрые собаки, я не ращу собак-убийц. Собаки— киллеры — это для бандюганов, для пограничников или милиционеров, которые захватывают преступников. Поэтому зачем мне собака-киллер? Моя собака должна меня охранять от пьяных на улице. Потому что от бандитов с обрезами она меня все равно не спасет. Она должна дать мне возможность спокойно гулять по городу, но прежде всего моя собака должна греть мне душу.

— Когда впервые слышишь, что начинали вы не с одесских блатных, а с песен, под которые некогда танцевал весь Питер, не сразу верится. Розенбаум — и вдруг танцевальная музыка.

— Одесские песни принесли мне популярность, поэтому многие до сих пор считают их первыми. А на самом деле я начинал с группой "Аргонавты", был такой коллектив Ленинградского военно-механического института. Мы играли не просто танцевальную музыку — в том смысле, что практически любая музыка может быть танцевальной. Мы играли настоящий рок. Под наши песни действительно танцевали. Но тогда танцевали, например, и под "Машину времени".

— Вы не раз говорили, что одесские блатные и казачьи песни снизошли свыше, что это провидение с вами поработало. Получается, в следующий раз опять может получиться что-то совершенно неожиданное?

— Я понятия не имею, что это будет. Есть такая поговорка: мы предполагаем, а бог располагает. Может, через год он меня заставит написать классическую оперу?

— И такое не исключается?

— Абсолютно. Я профессионально образованный музыкант, работающий в разных направлениях песенного жанра. Это, пожалуй, будет самое точное определение. Я уже не выступаю супротив термина "бард", у нас кто сам сочиняет и сам поет, тот и бард. Тогда Фил Коллинз или Стинг тоже прекрасные барды. Но "Вальс-бостон" — это джазовая композиция, "Казачья" — это фольклорная стилизация; среди фортепианных моих произведений есть и симфонические и романсовые; блатная музыка -это тоже отдельный жанр. Хотя настаиваю, что, если из "Гоп-стопа" убрать слова и оставить только музыку, это будет классический диксиленд с элементами спиричуэл.

— Изучая досье, составил целый список ваших профессий: от боксера до пильщика-вальщика 4-го разряда. Есть еще какие-то профессии, которыми хочется овладеть?

— Овладеть хочется многим, но зачем быть дилетантом? Пильщиком-вальщиком я был в студенческих отрядах, в течение шести лет валил лес (не целый год, а каждое лето). Но две мои профессиональных работы — это медицина и сцена. Овладеть какой-то еще профессией не хочется, потому что дилетантом я быть не умею.

Кем бы я хотел быть, это другой вопрос. Я всегда говорю, что хотел бы быть рядом со зверями — егерем или директором зоопарка. Морским офицером — не надо, я и так полковник медицинской службы, недавно в качестве корабельного доктора провел десять дней на подводной лодке. Космонавтом быть не хочу, инспектором уголовного розыска — очень романтично, но тоже не хочу.

— А правда, что в подводной лодке чувствуешь себя как в консервной банке?

— Если у вас есть хотя бы намек на клаустрофобию, значит, вам там делать нечего. А если этого нет, то просто работаете в прочном корпусе на той или иной глубине или в надводном положении, несете службу, стоите на вахте, отдыхаете, пишете письма, обедаете, завтракаете, ужинаете — ведете обычную жизнь. А что касается риска, он присутствует в любой технике, тем более в такой сложной, как подводная лодка.

— Говорят, что на концертах вы периодически оказываете первую помощь, и для таких случаев даже имеется специальный медицинский чемоданчик.

— Ну, это абсолютная глупость. Конечно, такие случаи бывали, но, к счастью, редко. Я гастролирую 25 лет — нахожусь в транспорте, на дорогах и тому подобное. А люди имеют обыкновение заболевать, падать, попадать под машины, резать себе руки, разбивать головы и получать сердечные приступы. Поэтому я как врач не прохожу мимо. Я оказывал помощь от пореза пальца до клинической смерти, пару раз такое было и на концертах. Но это не героизм, это норма. Хуже, когда врач видит, что человек упал, и проходит мимо. Вот тут надо кричать.

— Года полтора назад вы с Макаревичем всех огорошили экстремальным путешествием в Амазонию...

— После этого мы уже побывали на Аляске, а сейчас собираемся в Гренландию.

— Это случаем не реализация детских грез?

— Ну конечно! Вот вы мальчишкой хотели попасть в джунгли? И мы с Андреем Вадимовичем тоже мальчишки, только мы исполнили эту мечту. Я счастлив, что его вытащил. Сейчас тащу его в Гренландию, причем в феврале месяце. Потому что в Гренландии в августе делать нечего, а на настоящий белый чистый снег и северное сияние лучше смотреть зимой.

— А еще планы есть?

— Одно могу сказать: к индейцам-людоедам мы пока не собираемся. Потому что к людоедам лучше ходить, имея определенные гарантии, что тебя не съедят. Для этого нужно проводить большую подготовительную работу, потому что индейцы Южной Америки белого брата действительно не любят. Так что без разрешения вождей и специального министерства по охране индейцев к ним лучше не соваться — у них есть маленькие трубки с отравленными стрелами и большие луки, которыми они хорошо владеют.

— В цивилизованном мире не приходилось использовать экстремальные и боксерские навыки?

— Хорошие тренеры учат как можно меньше пользоваться своими навыками на улице. Во-первых, это не очень прилично. Во-вторых, может принести вред человеку, который этими навыками не обладает. А в-третьих, лучше с человеком договориться полюбовно, чем сразу вкладывать апперкот ему в челюсть.

Но, конечно, приходилось. Хотя не часто. И не в сегодняшнем моем положении.

— В годы активных занятий боксом вас однажды отправили в нокаут. Но это спорт. Какой был самый серьезный жизненный нокаут?

— А в жизни меня еще никто в нокаут не посылал. В нокдаун — бывало. Но я очень хорошо держу удар. И встаю быстро.

«Аншлаг и Ко», №8, 3.10.2002