Соловецкие посвящения
После трагической гибели Есенина 28 декабря 1925 г. по страницам периодики прокатилась волна откликов и воспоминаний о поэте. Разными они были по своей художественной значимости, но всех их объединяло искреннее чувство горя. Среди стихов, посвященных гибели Есенина, мало кто знает публикации журнала "Соловецкие острова". Мое внимание на них обратил Иван Никифорович ЗЛВО-ЛОКО (1897 — 1984).
Прежде всего хотелось сказать несколько слов о самом И. Заволоко. Чело веком он был незаурядным, оставил по себе благодарную память у всех, кому посчастливилось знать его. Это был человек широкой души, крупнейший просветитель русской культуры в Латвии. Он был знатоком иконографии, народного творчества и быта.
Иван Никифорович родился в старообрядческой семье, каковых в то время в Латвии было больше ста тысяч. Учился в Петровско-Разумовской академии (1918-1919 гг.) и в знаменитом Карловом университете в Праге (1922-1927 гг.), который закончил со степенью кандидата права. Там И. Заволоко вместе с изучением юриспруденции посещал семинар академика Николая Павловича Кондакова, в котором и утвердилась у него любовь к русской старине. По возвращении в Ригу И. Заволоко стал собирать русскую молодежь в " Кружок ревнителей старины", основал и редактировал журнал "Русская старина".
До второй мировой войны Заволоко дружил и переписывался с русскими писателями-эмигрантами И. Шмелевым и А. Ремизовым, вел обширную переписку с художником Н. Рерихом и даже собирался съездить к нему в Индию. Но наступил 1940-й год, Заволоко был арестован и провел в сталинских лагерях и на поселении 17 лет..48-летним человеком он получил еще одно высшее образование: закончил медицинский институт в Новосибирске, после чего заведовал лабораторией, в которой велись исследования онкологических проблем (этим он продолжал заниматься и в Риге, когда вернулся домой). Но увлечение старой книгой не проходило. По рекомендации Института русской литературы АН СССР (Пушкинского Дома) Заволоко ездил в экспедиции и и 1907 году совершил открытие. Он нашел "Пустозерский сборник" с неизвестным автографом Аввакума.
Но Заволоко интересовался и современной литературой. Особую привязанность испытывал к творчеству Есенина. В письме ко мне от 4 ноября 1974 года он писал: "О С. Есенине собираю все, что увижу и найду. Вырезки из газет, журналов. Приобретаю и литературу о нем (пока таких книг немного), но особенно интересуюсь отражением творчества Есенина в музыке. Собрал на магнитофонных лентах доклады о Есенине, декламации его стихотворений и их исполнение певцами и певицами". В этом же письме он и спросил меня: "Известны ли Вам стихотворения о Есенине Георгия Русанова ("Не уберегли кудрявого Сережу...") и Б. Емельянова ("Не одно ли из последних усилий...")? Эти стихотворения были напечатаны в ж. "Соловецкие острова" № 4 за 1926 г. (на стр. 72 73)." Я ответил, что произведений этих авторов не знаю и в следующем письме Заволоко любезно выслал мне их машинописные копии, пояснив, как были обнаружены эти стихи: "С журналом "Соловецкие о-ва" я познакомился случайно. Собирал в Москве материалы для статьи о Поморье и Выге. В частном собрании нашел целый комплект журнала "Сол. о-ва". Журнал печатался официально. Статьи на самые разнообразные темы, но все они посвящены главным образом теме "Соловки". Среди них я нашел и стихи о Есенине. Неудачные, по-моему, но для Вашей "копилки" быть может и будут интересны. Хотелось бы узнать Ваше мнение о них".
Свой отзыв о стихах "обитателей" Соловков я тогда же направил Заволоко, подтвердив его предположение о "неудачности" этих произведений. Я и сейчас придерживаюсь такого же мнения, однако и тогда, и теперь при чтении соловецких стихов меня берет оторопь: за стихами встает жестокая реальность.
"Чуден остров Соловецкий", — некогда сказал Н. Клюев, но в 20-е годы острова на Белом море прославились другим: с июня 1923 года там сосредоточились Северные Лагеря Особого Назначения (сокращенно — СЛОН). Это было своего рода тоталитарное государство в государстве с верховной властью, войсками, репрессивным аппаратом (у них даже форма была своя! Из "Архипелага ГУЛАГ" А. Солженицына узнаем, что чекисты на Соловках были "в сверхдолгополых, до самых пят шинелях, с особо-отличительными соловецкими черными обшлагами и петлицами и черными околышками фуражек без звезд"). В этом государстве не только были свои деньги ("Особые денежные знаки помогали лучшей изоляции этих лагерей", — пишет А. Солженицын), но и своя пресса: с 1924 г. стал выходить машинописный журнал "СЛОН". В 1925 году — "Соловецкие острова", в котором, как разъяснил мне Заволоко, "авторы статей и др. материалов, состав редакции, наборщики состояли из "обитателей" Соловецкого острова", т.е. из заключенных. Вначале журнал распространялся внутри зон Северных Лагерей, но с 1926 года было получено разрешение на всесоюзную подписку (этот годовой комплект и видел Заволоко в московском частном собрании). Всесоюзная подписка на "Соловецкие острова" была чудовищной дезинформацией, ибо всю правду о лагерях из журнальных статей узнать было невозможно, но порой она проскальзывала между строк.
Авторами есенинских посвящений тоже были заключенные. Но кем они были до ареста? Этого я не знаю. Если прислушаться к Солженицыну, то можно сделать определенные выводы. На Соловки, в самом начале организации лагерей, ссылали военную интеллигенцию (офицеров), писателей, журналистов, священнослужителей. Только с 1927 г. пойдет уголовный элемент. Авторы есенинских посвящений были обычные русские люди, которых перемолола безжалостная революционная крупорушка. Но даже находясь в местах, "куда Макар телят не гонял", они были потрясены известием о смерти Есенина. В стихотворении Русанова глухо упоминается об атмосфере травли поэта, приведшей к трагедии: "Не уберегли кудрявого Сережу", хотя и он (а Емельянов в большей степени) исходит из официальной версии самоубийства (в настоящее время найденые новые документы позволяют усомниться в этом). У обоих поэтов наличествует один, весьма оригинальный образ: сопоставление Есенина с Христом (Емельянов прямо называет его Мессией). Оба поэта хорошо знали творчество Есенина, использовали его образность, а Емельянов прямо вводит его стихи в свой текст (в основном он цитирует маленькую поэму "Исповедь хулигана" и два стиха из поэмы "Русь"). Цитаты Емельянов приводит по памяти, отсюда — — некоторые отклонения от оригинала. Вот эти стихи.
Георгий Русанов
Не уберегли кудрявого Сережу,
И он ушел в непредрешенный день.
Придет — да поздно! — к брошенному ложу
Печаль осиротевших деревень.
Напрасно пашни пеструю рогожу
Переплеснут за старенький плетень.
Озера глаз и матовую кожу
Прозеленила мертвенная тень.
Легко ль тебе, когда теперь уж плечи
Не саднят язвины противоречий,
А ты лежишь, как Божий брат меньшой.
Под шум шуги, из марева тумана
Ясней твой лик страдальца хулигана
С невыплаканной детскою душой...
Б. Емельянов
"ЦИТАТЫ"
Не одно ли из последних усилий
Ты занес на страницы скрижаль.
"Синий свет, свет такой синий.
В эту синь даже умереть не жаль".
Знаю, строчки все так же висли ведь,
Когда ставил табуретку к ногам:
"Сия есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган".
Не увидеть старушке-маме
В захлестнувшей веревке Мессии, -
Веревке, обернувшей шею в кровавый след.
"Что, если бы вы понимали.
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт".
Уходил ты ленивой походкою,
И ушел, и теперь ни гу-гу.
"Ой ты, Русь, моя родина кроткая!
Лишь к тебе я любовь берегу".
Спрашиваю, отвечают: — "Видите ли,
Причина смерти не выяснена пока". -
"Вы ли сердцем за него не индивели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?"
Закрывая в хрипе хрустальные очи.
Говоришь ты за горы, поля, леса:
"Спокойной ночи, всем вам спокойной ночи.
Отзвенела по траве сумерек зари коса".
Стихи соловецких узников не только достойная дань памяти великого русского поэта, но и суровый документ эпохи, предчувствие массированного удара по русской интеллигенции.
Э. Мекш
Есенинский вестник Юбилейный выпуск Даугавпилсского русского культурно-просветительского общества