 |
 |
| |||
| Главная » Архив » Заметки » Бард в лагерном клифту | |||
|
Бард в лагерном клифтуБлатные песни создаются не на пустом месте. Автор должен на своей шкуре понять и прочувствовать всю тяжесть тюремной жизни, пережить глубокую и очень личную трагедию отторжения от свободы, сам процесс конфликта с законом. Прозаик и поэт Юз Алешковский — создатель многих блатных песен, ставших популярными в народе. Достаточно назвать только две из них — «Товарищ Сталин:» и «Окурочек», и каждую можно считать гениальной. Даже если бы Юз Алешковский больше не писал ни строчки, он и тогда навсегда остался бы классиком русского шансона. МАТРОС И ХУЛИГАНЮз Алешковский (Иосиф Ефимович Алешковский) родился 21 сентября 1929 года в Красноярске. Вскоре его семья переехала в Москву. Затем последовала Великая Отечественная война, эвакуация в Среднюю Азию, затем снова возвращение в Москву. Военное поколение подростков взрослело быстро. Отцы воевали на фронте, матери работали на заводах. А пацанов воспитывала улица. Уже в четырнадцать лет Иосиф был отъявленным хулиганом. Раздобыв на толкучке трофейный «шпалер», он с гордостью носил пистолет в школу и стрелял из него ворон: Впрочем, в те времена у многих школяров водилось боевое оружие. В 1947 году Алешковского призвали в ряды Советской армии. Московский паренек, никогда не видевший моря, попал служить на Тихоокеанский флот. Он был доволен морской формой и флотской романтикой. Старослужащие и старшины, конечно, гоняли молодых, не нюхавших пороху матросов. Но Юзик не зря провел юные годы среди московской шпаны и всегда давал жестокий отпор обидчикам. Однажды, придравшись к чему-то, «дед» ударил его по лицу. Алешковский моментально выдернул из брюк форменный ремень и тяжелой пряжкой так «расписал» обидчика, что того увезли в госпиталь. Короче, через два года службы Юзик был у своих товарищей, что называется, в «авторитете». Однажды Алешковский с друзьями угнали военный грузовик и поехали в город покататься. Машину остановил военный патруль и стал проверять документы. Самовольщики вступили в драку с патрульными, а затем попытались скрыться, но их задержали. Военный суд приговорил матроса Иосифа Алешковского к четырем годам лишения свободы. КОЛЫМСКИЙ АДЧетыре года по тем временам — не такой уж большой срок. Однако эти четыре года еще надо было прожить. Ведь Алешковский угодил в самое чрево бериевского ГУЛАГа — на «черную планету» Колыму. Сидеть ему пришлось в Магадане, в одном бараке не только с политическими заключенными, но и с матерыми уголовниками. Поначалу у молодого и горячего Юзика случались конфликты с блатными. Но вскоре отношения наладились — блатные признали в осужденном хулигане близкого человека, родственную душу. Ведь Алешковский, в отличие от многих попавших за решетку интеллигентов, не сломался, не скурвился, не опустился, а сохранился как личность, даже за решеткой продолжал жить полнокровной жизнью. Иногда своими неординарными поступками он шокировал даже бывалых арестантов. Например, Алешковский стал азартным картежником и без страха садился играть с самыми отъявленными шулерами. Разумеется, почти всегда он проигрывал и дополнительно получал дисциплинарные взыскания от администрации. Как позже пелось в знаменитом «Окурочке»: Проиграл я и шмотки, и сменку, Сахарок за два года вперед, Вот сижу я на нарах, обнявши коленки, Мне ведь не в чем идти на развод. Пропадал я за этот окурочек, Никого не кляня, не виня. Господа из влиятельных лагерных урок За размах уважали меня. Шел я в карцер босыми ногами. Как Христос, и спокоен, и тих, Десять суток кровавыми красил губами Я концы самокруток своих. Лагерная страсть к карточной игре долго преследовала Юза Алешковского. Освободившись из зоны, он стал работать шофером, а в 1954 году завербовался на целину. Как позже говорил сам поэт, сделал он это для того, чтобы избавиться от пристального внимания участкового, который грозился снова посадить его. ПОЭТ И ДИССИДЕНТВодители на целине были нужны, поэтому с бывшим зеком сразу же заключили контракт и выдали немалые подъемные. По дороге в Казахстан с ним опять случилась криминальная история. — Мы пили водку, естественно, играли в карты, — рассказывал позднее Алешковский. — И уже где-то ближе к Барнаулу, к Алтаю, меня сбросили с поезда, потому что я попал в компашку кидал-картежников. Причем сам я играл честно. В буру, где дозволяется официально шельмовать, и если ты пойман, значит, проиграл, не чистят рыло. И это я умел делать блестяще. Между прочим, в лагере и в тюрьме доказал. А тут была игра в очко, в которую я не умел играть. И я был обчищен начисто, остался без копейки. Меня сбросили с платформы. Очухался весь ободранный, потому что на ходу скинули. Харя опухшая, думал только о том, как опохмелиться. Короче говоря, доехали. В 1955 году, на волне хрущевской «оттепели», Юзу Алешковскому удалось вернуться в Москву. Он начинает зарабатывать на жизнь литературным трудом, пишет детские сказки, рассказы, сценарии для кино и телевидения. Однако знаменитым его сделали две лагерные песни: «Товарищ Сталин...» и «Окурочек», которые сразу же стали исполняться в молодежных и приблатненных компаниях по всей стране. Хорошее знание лагерной жизни и авторские размышления наполнили эти песни глубоким содержанием. При этом поэт никогда не пытался романтизировать мир бандитов и воров. Песни Алешковского — это голос «маленького человека», попавшего в лагерь за сущую ерунду и безделицу. Но он не запуган жестокой и беспредельной властью. Это голос свободного человека, не теряющего своего достоинства. Он стойко переносит невзгоды, с юмором относится к окружающим и надеется на лучшее. И в зоне такое поведение дорогого стоит. В 1979 году несколько песен Юза Алешковского вошли в бесцензурный литературный альманах «Метрополь». Он был выпущен в СССР в «самиздате», а затем опубликован на Западе. После этого поэт был вынужден эмигрировать из СССР. Сначала Алешковский жил в Вене, затем переехал в США и поселился в штате Коннектикут. Там, в американской глубинке, он продолжает писать стихи и прозу, изредка выступает на радио «Свобода». А его лагерные песни до сих пор поют и слушают в России. ОкурочекИз колымского белого ада Шли мы в зону в морозном дыму. Я заметил окурочек с красной помадой И рванулся из строя к нему. «Стой, стреляю!» — воскликнул конвойный, Злобный пес разодрал мне бушлат. Дорогие начальнички, будьте спокойны, Я уже возвращаюсь назад. Баб не видел я года четыре, Только мне, наконец, повезло - Ах, окурочек, может быть, с «Ту-104» Диким ветром тебя занесло. И жену удавивший Капалин, И активный один педераст Всю дорогу до зоны шагали, вздыхали, Не сводили с окурочка глаз. С кем ты, сука, любовь свою крутишь, С кем дымишь сигареткой одной? Ты во «Внуково» спьяну билета не купишь, Чтоб хотя б пролететь надо мной. В честь твою зажигал я попойки И французским поил коньяком, Сам пьянел от того, как курила ты «Тройку» С золотым на конце ободком. Проиграл тот окурочек в карты я, Хоть дороже был тыщи рублей. Даже здесь не видать мне счастливого фарта Из-за грусти по даме червей. Проиграл я и шмотки, и сменку, Сахарок за два года вперед, Вот сижу я на нарах, обнявши коленки, Мне ведь не в чем идти на развод. Пропадал я за этот окурок, Никого не кляня, не виня, Господа из влиятельных лагерных урок За размах уважали меня. Шел я в карцер босыми ногами, Как Христос, и спокоен, и тих, Десять суток кровавыми красил губами Я концы самокруток своих. «Негодяй, ты на воле растратил много тыщ на блистательных дам!» -«Это да, — говорю, — гражданин надзиратель, только зря, — говорю, — гражданин надзиратель, рукавичкой вы мне по губам...» Товарищ СталинТоварищ Сталин! Вы большой ученый, В языкознании познали толк. А я простой советский заключенный И мой товарищ — серый брянский волк. За что сижу, по совести, не знаю; Но прокуроры, видимо, правы. Итак, сижу я в Туруханском крае, Где при царе бывали в ссылке вы. И вот сижу я в Туруханском крае, Где конвоиры строги и грубы. Я это все, конечно, понимаю Как обостренье классовой борьбы. То дождь, то снег, то мошкара над нами, А мы в тайге с утра и до утра. Вы здесь из искры раздували пламя - Спасибо вам, я греюсь у костра. Я вижу вас, как вы в партийной кепке И в кителе идете на парад. Мы рубим лес и сталинские щепки, Как раньше, во все стороны летят. Вчера мы хоронили двух марксистов. Мы их не укрывали кумачом - Один из них был правым уклонистом, Второй, как оказалось, ни при чем... Он перед тем, как навсегда скончаться, Нам завещал кисет и все слова, Просил в евойном деле разобраться, И тихо крикнул: «Сталин — голова!» Живите ж тыщу лет, товарищ Сталин! И как бы трудно не было б здесь мне, Я знаю, будет чугуна и стали На душу населения вполне! Андрей Столяров Комментарии
Оставьте ваше мнение |
         
|
|||
|
Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой. И нажмите Ctrl+Enter Использование материалов сайта запрещено. © 2004-2015 Музей Шансона |
