Нелли Ободзинская: «Валера не смог смириться, что его не пускали на телевидение»
Поклонники Валерия Ободзинскогоотмечают в этом году его 70-летие. «Эти глаза напротив», «Восточная песня», «Белые крылья», «Анжела», «Первое апреля», «Вечная весна» — это хиты, под которые в советские годы плакали и сходили с ума миллионы женщин. Но сердце исполнителя было отдано его жене — Нелли. Нелли Ивановна рассказала нам свою историю любви.
«Высмотрел в зрительном зале меня»
— Нелли Ивановна, помните ваше первое знакомство с Ободзинским?
— Дело было в начале 60-х в Иркутске, куда Валера приехал на гастроли, а я пришла на его концерт. Он всегда искал в зале глазами «объект», для которого будет петь. Так и высмотрел в зале меня. После концерта подошел ко мне, пригласил на свидание. Пока он был в городе, мы каждый день встречались, вечерами я ходила на его концерты. Валера уехал, но каждый день звонил, писал красивые письма, присылал телеграммы. Потом я собралась к нему на гастроли в Казахстан, и там он сделал мне предложение. А у меня сессия. Я уехала, но долго одна быть не смогла. Дома тайком взяла деньги и рванула в Одессу, где тогда жил Валера. Он познакомил меня со своими родителями...
...Так получилось, что мы трижды отмечали свадьбу. Просто однажды я в Одессе на пляже потеряла обручальное кольцо. Валера тогда схватил меня, и мы бегом побежали в ювелирный магазин, купили новые кольца, собрали гостей и снова отметили нашу свадьбу. А на следующее лето кольцо потерял Валера, уже в Ялте. И мы снова покупали кольца и снова собирали друзей.
— Считается, потеря обручального кольца — плохая примета.
— Осадок каждый раз был неприятный, но Валера был уверен, что чем быстрее мы купим новые кольца, тем быстрее избавимся от неприятностей!
— А правда, что песня «Эти глаза напротив» посвящена вам?
— Да. Мы вместе поехали в гости кТухмано— ву, тот пригласил показать новую песню, написанную для Валеры. Пока Давид с Валерой работали, я пила кофе, чтобы не заснуть. Разошлись только в три часа ночи. Тогда Валера сказал: «Нелли, эта песня посвящена тебе! Ведь это у тебя глаза чайного цвета». Хотя после нескольких чашек кофе мои глаза могли быть уже и не чайного, а кофейного цвета... (Смеется.)
«Не хочется больше петь»
— Говорят, Ободзинско— го не пускали на ТВ. Почему?
— Руководство Госте— лерадио, во главе которого тогда был Сергей Лапин, углядело в нем «несоветского артиста» — западная манера исполнения,стильные костюмы, раскованность на сцене. Многих раздражало, что он все время поет о любви. А ему претило петь о Ленине, о партии. Он был настоящим певцом любви, ему нравилось петь по-русски западные песни из репертуара, например, «Битлз» или Демиса Руссоса, Тома Джонса, Робертино Лоретта.
«Восточную песню» записали на телевидении в очередном «Огоньке». Но перед эфиром всю программу отсматри— вал Лапин лично. Когда дело дошло до Ободзинского, он придрался к стихам: «В каждой строчке только точки после буквы «л»...» Казалось бы, что тут такого?! «А кого это имеет в виду Ободзинский? У нас в стране только одно слово начинается на букву «Л», и это — Ленин! Что за намеки?» И песню вырезали. Только благодаря радио она обрела популярность в СССР. Ее пели в каждом ресторане.
— Как произошел ваш разрыв?
— Так получилось, что мы развелись в конце семидесятых, потом, в восьмидесятых, снова поженились. А потом он ушел снова. Я порвала все фотографии, письма. А он перестал петь, начал работать сторожем на галстучной фабрике, откуда его забрала давняя поклонница Анна Есенина. Он поселился у нее, она стала его администратором, уговорила Валеру записать целый диск с песнями А. Вертинского, устраивала ему телевизионные съемки. Но до самой смерти в его паспорте стоял штамп о браке со мной.
— Видимо, и злоупотреблять алкоголем и наркотиками он начал на почве творческой неудовлетворенности?
— Конечно. Валера не мог смириться с тем, что его не пускают на телевидение. Он прекрасно понимал, что дает телевизионная раскрутка. А потом постоянные указания худсоветов — что и как петь! Это его доканывало, и он срывался. Да и в семейной жизни все было не так прочно, как ему хотелось бы. Это лишало его сил бороться с болезнью.
— Остались ли у него нереализованные планы?
— Валера хотел записать сонеты Шекспира, много читал и работал над этой темой. После того как он записал диск с песнями Вертинского, позвонил и сказал мне: «Знаешь, мне так не хочется больше петь! Я в своей жизни уже все спел, и теперь мне все это просто неинтересно». Многие воспринимали это его настроение как его усталость от жизни. Но я бы назвала это спокойствием, умиротворением. Не случайно именно в годы работы на галстучной фабрике он некоторое время пел в церковном хоре одного из московских храмов, даже отрастил бороду и стал похож на священника. С одной стороны, работа в церковном хоре помогала ему как-то прокормиться, с другой — это был его путь к Богу.