Сергей Есенин: «С милицией я ладить не в сноровке...»

В биографиях, написанных в разные годы, Есенин никогда не упоминает о реалиях отношений с правоохранительными системами российского государства, а затем и советской власти. В конце последней из написанных биографий («О себе») Есенин подчеркивает: «Что касается остальных автобиографических сведений, они в моих стихах». Но это не надо понимать буквально, хотя автобиографическая проза поэта очень тесно связана с его поэзией.

Так, в маленькой поэме «Русь советская» (1924 г.) он себя называет «российским скандальным пиитом». В другом произведении, хронологически близком к этому, можно прочитать: И известность моя не хуже, -От Москвы по парижскую рвань Мое имя наводит ужас, Как заборная громкая брань. (1923 г.) А в августе 1923 года в очерке «Железный Миргород» он отмечает, что в Нью-Йорке с него взяли подписку не петь «Интернационал, как он сделал это в Берлине. Имеется в виду инцидент в берлинском Доме искусств 12 мая 1922 года, когда часть публики встретила появление поэта с Айседорой Дункан пением партийного гимна (тогда-официальный гимн РСФСР), а другие стали шумно протестовать.

«Совсем недавно был обыск у меня на квартире»

Итак, в автобиографиях поэт прямо не указывает о профинтересе к нему «органов». Но сохранившиеся письма Есенина, воспоминания о нем, наконец, архивы соответствующих структур позволяют сделать иные выводы.

Процитирую строки из двух писем, написанных Есениным в 1913 году из Москвы другу детства Г. Панфилову: «Недавно я устраивал агитацию среди рабочих, письмом. Я распространял среди них ежемесячный журнал «Огни» с демократическим направлением». Это из письма, датируемого мартом-апрелем.

А вот что он пишет тому же адресату в сентябре: «За мной следят, и еще совсем недавно был обыск у меня на квартире. Объяснять в письме все не стану, ибо от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и булавочной головы. Приходится молчать. Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разрывая конверта. Еще раз прошу тебя, резких тонов при письме избегай, а то это все кончится печально и для меня, и для тебя».

Тут необходим комментарий: «...письмом» — речь идет о «письме пяти групп сознательных рабочих», направленному члену Государственной Думы от РСДРП Малиновскому, содержавшее протест против раскольнической деятельности меньшевиков. Его подписали рабочие нескольких московских предприятий, в том числе и Есенин. Охранка завела на Есенина регистрационную карточку. За ним было установлено наружное наблюдение у филеров он проходил под кличкой «Набор». Но интереса у охранки он не вызвал и через неделю наблюдение било снято. А сам Есенин больше не вспоминал свой поход в социал-демократию. Правда, литературоведы периода загодя пытались реанимировать легенду о его ревзаслугах...

«Мне вдруг пришлось очутиться в тюрьме ВЧК...»

4 декабря 1920 года Есенин сообщает Иванову-Разумнику: «Я уже собирался к 25 октября выехать, и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК. Это меня как-то огорошило, оскорбило, и мне долго пришлось выветриваться».

Есенин собирался побывать в Северной столице на выступлении Н. Клюева в зале географического общества (Петроград, Демидов пер., д. 8-а), но «очутился в тюрьме».

Вот что можно прочитать об этом в книге писателя Эдуарда Хлысталова «13 уголовных дел Сергея Есенина» (напомню, автор — в прошлом следователь, полковник в отставке, заслуженный работник МВД): «18 октября 1920 года Есенин пришел к своему приятелю Александру Кусикову (Арбат, Большой Афанасьевский пер., д. 30, кв. 5) и неожиданно был арестован. Арестованы были и А. Кусиков и его младший брат Рубен. Все были доставлены во внутреннюю тюрьму на Лубянке».

А поводом к задержанию послужил элементарный донос: «В семье Кусиковых сын Рубен — бывший деникинский вольноопределяющийся. Этот тип белогвардейца ненавидит Советскую власть и коммунистов, как и вся их семья, и собирается по выздоровлении бежать к Врангелю...»

Приведу адаптированные фрагменты ответов Есенина на вопросы следователя: «Я знаком с А. Кусиковым по деятельности литературной. К советской власти сочувствие моего товарища выражалось в произведениях, напечатанных в сборнике «Красный офицер» и в книге под заглавием «В никуда».

Я ко всему проводимому принципу Сов. власти вполне лоялен в переходный период. К этой эпохе, которая насаждает социализм, каковы бы проявления Сов. власти ни были, я считаю, что факты этих проявлений всегда необходимы для той большой цели, какую несет коммунизм».

Следователи не уловили иронии в ответах допрошенного, но освободили его лишь через 8 суток. Братья Кусиковы томились в узилище еще 2 недели. Поэт был выпущен на свободу под поручительство известного исполнителя терактов и любителя поэзии Я. Блюмкина.

Э. Хлысталов замечает: «Но лично мне ясно одно: темная личность по фамилии Блюмкин просто так ничего не делает -тем более идущего в разрез с ВЧК».

А за 9 месяцев до этого случая в свет вышел такой «доклад» (так в оригинале, видимо, термин тех лет): «11 января 1920 года по личному приказу дежурного по Комиссии тов. Тизенберга, я, комиссар МЧК оперативной части Александра Рекстынь, прибыла в кафе «Домино» и застала в нем крайне возбужденную толпу. Из опроса публики я установила следующее: около 11 часов вечера на эстраде появился поэт Сергей Есенин и произнес площадную грубую до последней возможности брань. Скандал до некоторой степени до моего прихода был ликвидирован товарищем из ВЧК Шейкманом.

Мне удалось установить из проверки документов публики, что кафе посещается лицами, ищущими скандальных выступлений против Сов. власти, любителями грязнухи безнравственных выражений и т. д.»

На «докладе» комиссарши высокопоставленный чекист поставил резолюцию: «В секр. опер, отдел», а по факту мелкого хулиганства ЧК .. .возбудила уголовное дело № 10055.

27 января 1920 года коллегия следственного отдела МЧК передает его в нарсуд. 31 марта Есенина вызвали в суд, но он находился в трехнедельной поездке в Харьков. Еще раз вызывали судьи 3 мая, но поэт был в большом турне: Ростов-на-Дону, Таганрог, Тихорецк, Кисловодск, Баку, Тбилиси — такой маршрут ему устроил ответработник НКПС Г. Колобов. А потом дело как бы покрылось пылью сроков и ... про него забыли.

В «Хронологической канве жизни и творчества Есенина» есть такой пассаж: в августе 1921 года он задержан на квартире 3. Шаговой. Препровожден вместе с А. Мариенгофом и Г. Колобовым во внутреннюю тюрьму ВЧК на Лубянке, где находился двое суток.

Вот как об этом в шутливой манере вспоминал автор «Романа без вранья»: «Отправляемся распить бутылочку.

На Никитском бульваре звоним условленные три звонка. Смотрю, Есенин пятится.

— Пожалуйста!.. Пожалуйста!., входите... входите... и вы... и вы... А теперь попрошу документы!.. — очень вежливо говорит человек при нагане.

В час ночи на двух грузовиках мы, компанией человек в шестьдесят, отправляемся на Лубянку...

Ордер на наше освобождение был подписан на третий день».

В середине февраля 1923 года Есенин и его жена Айседора Дункан остановились в фешенебельном парижском отеле «Крийон». Процитирую одно современное издание: «Во время пьяного буйства Есенина, Айседора поспешила за доктором, но, вернувшись с ним в гостиницу, уже не застала там своего мужа: его арестовала французская полиция. И было за что: мебель — переломана, зеркала— разбиты, у портье -лицо в крови, а полицейские услышали угрозы, хоть и на русском языке, но от этого они не стали менее понятными даже для французов».

Все закончилось приводом в участок, где поэту было предписано покинуть Францию. Вот она, говоря его словами, горькая правда про Москву и парижскую рвань...

В 1925 году секретарь Краснопресненского суда столицы с разрешения судьи сделал копии с пяти нерассмотренных уголовных дел на Есенина, полагая, что они будут представлять в будущем общественный интерес и в 1937 году передал их в Литературный музей.

«Дай ему в ухо пивом»

Какой-то злой рок преследовал поэта: 16 сентября 1923 года в связи с пьяным инцидентом в кафе «Стойло Пегаса» задерживается 46 отд. милиции и дает подписку о невыезде; 21 ноября того же года задержан с тремя поэтами в пивной в доставлен в 47 отд. милиции, а затем передан в Мосгуботдел ГПУ.

На допросе (стилистика сохранена) Есенин показал, что, обсуждая с друзьями вопросы современной литературы, он обратил внимание на подслушивание их беседы незнакомцем. «Заметя это, я сказал «Дай ему в ухо пивом». После чего гражданин этот встал и ушел. Через некоторое время он вернулся в сопровождении милиционера и, указав на нас, сказал, что «это контрреволюционеры».

Сохранились документы о задержании поэта в кафе «Домино» и «Стойло Пегаса» — 20 января и 9 февраля 1924 года, когда он доставлялся в 46 отд. милиции; 23 марта того же года достав-лен в 15 отд. милиции с Тверского бульвара, где вступил в конфликт с двумя сотрудниками ГПУ, а 6 апреля 1924 года задержан сотрудниками 26 отд. милиции в Малом театре.

6 сентября 1925 года Есенин вместе со своей невестой С. А. Толстой возвращался на поезде из Баку в Москву. Вагон, в котором они ехали, охранялся чекистами: здесь разместилась номенклатура — совпартработники, дипломаты, высший комсостав. Когда охранник отказался пропустить Есенина в вагон-ресторан («Скоро Москва»), поэт вспылил. На шум из купе вышел дипкурьер Адольф Рога и сделал ему замечание, Есенин ответил.

В конфликт вмешался начальник отдела благоустройства Москвы Юрий Левит, рекомендованный Л. Каменевым на должность наркома здравоохранения Закавказской республики... При выходе из поезда на Курском вокзале Есенина и Толстую задержали сотрудники желдормилиции. По ходатайству «обиженных» НКИД обратился к московскому прокурору с требованием возбудить уголовное дело. Начались допросы, предстоял суд.

Родные приняли решение о госпитализации поэта в психиатрическую лечебницу: 26 ноября он ложится на лечение в клинику 1-го МГУ. Здесь он написал «Кленты мой опавший...», «Какая ночь! Я не могу...», «Не гляди на меня с упреком...», «Ты меня не любишь, не жалеешь...», «Может поздно, может слишком рано...»

21 декабря Есенин покидает клинику, а 24-го приезжает в Ленинград, где в ночь с 27 на 28-е его жизнь трагически обрывается в гостинице «Англетер».

Tweet

---

Комментарии

Оставьте ваше мнение

Имя
Email
Введите код 1151