«Мурка» номер два

Российский шансон нередко упрекают в пошлости и вульгарности. Упреки эти иногда справедливы. Однако по части пошлости шансону далеко до нашей российской попсы, а вульгарность шансона, если она звучит органично, не вызывает особого отторжения. Все-таки, как ни крути, эти песни являются порождением окраин больших городов, а сочиняют, поют и слушают шансон люди специфической культуры, воспитания и отношения к жизни. И что любопытно — каждый период отечественной истории дает нам новый пласт блатных песен. Анализируя тексты песен можно почти безошибочно угадать, когда они были написаны -во времена нэпа, до войны, в 50-е годы, во времена застоя или перестройки. Не является исключением и песня в «Московском городском суде», которую иногда называют второй «Муркой».

СПОЕМ ПО-БЛАТНОМУ

Герой блатных песен предстает перед слушателем в самых разных масках — то закоренелого вора, то «поэта-философа», попавшего в места лишения свободы, то молодого, нахального и задорного хулигана, то человека вообще случайно оказавшегося за решеткой.

Все эти типы богато представлены в многочисленных вариантах произведений русского шансона. Впрочем, шансон не всегда сводится к уголовному фольклору, бытописанию жизни зон и лагерей. Его герой далеко не всегда идентичен носимой им маске. Блатной песне интересен человек в пограничной ситуации, когда обнажаются все струны его души. С другой стороны, многие тюремные песни — красочное свидетельство особой трагичности русской истории и культуры. Поэтому шансон, если и не любят, то уж знают точно все. И это происходит даже в условиях самого сильного за последние десятилетия социального расслоения российского общества. Особая тема — эта блатная лирика. Раскрыть внутренний мир человека, оказавшегося не в ладах с законом, те внутренние пружины, которые им движут, — задача не из простых. Тем более что очень часто обычного человека толкают на преступный путь не плохие гены, а тяжелые социальные условия жизни.

Октябрьская революция 1917 года и последовавшие за ней глубокие экономические и политические изменения, Гражданская война, послереволюционная атеистическая пропаганда — все это привело к падению нравственности, кризису духовности русского народа. Как и всякий другой, экономический и политический кризис повлек за собой небывалый рост преступности в 20-е годы. Большинство населения было лишено постоянного места работы и источника дохода. Кражи, хищения, спекуляции, грабежи стали средством существования тысяч, до того законопослушных, граждан. Всеобщее падение нравов привело к тому, что преступный образ жизни для многих стал обычным. Произошла массовая криминализация населения.

После того как прошла революционная эйфория, государство в начале 30-х годов начало наводить в стране порядок. Прежде всего, это выразилось в усилении мер репрессивного воздействия по отношению к преступности. Преступники всех категорий, бандиты, спекулянты, воры, контрреволюционеры и другой «чуждый элемент» изолировались в многочисленные места заключения. За решеткой, в отличие от 20-х годов, оказались уже не тысячи, а сотни тысяч, миллионы. Разумеется, эти люди многое прочувствовали и пережили, многое повидали на своем веку. Именно в 30-е годы и появился огромный массив воровских и блатных песен, которые стали «классикой жанра».

«СВОИМИ ВИДЕЛ Я ГЛАЗАМИ...»

При этом тональность песен резко изменилась. В 1920-е годы уголовные песни отличались весельем, оптимизмом, задором, юмором, легким отношением к действительности. И, в общем, понятно, по каким причинам. Тогда криминалу жилось сладко, легко и весело. Кругом обитало немало нэпманских «рябчиков», которых довольно легко можно было потрошить и грабить. Сроки за кражи и грабежи давали смехотворные — до пяти лет, а за убийство в самом пиковом случае — «десятку».

Но с начала 30-х годов власти стали закручивать гайки, начались массовые «посадки», и ту же самую «десятку» легко можно было получить уже за банальную кражу со взломом. И срок приходилось мотать уже не в исправдоме, где режим был чуть пожестче санаторного, а в суровых сталинских лагерях, расположенных у черта на куличках. Преступный мир ушел в глухое подполье, и тональность его песен резко переменилась.

Теперь в них стал присутствовать надрыв, глубокая тоска, размышления о прожитой жизни. Блатные поэты и певцы стали лучше понимать трагедийную составляющую бытия, к ним пришло понимание того факта, что в жизни все обстоит не так просто.

Песня «В московском городском суде» — как раз первая из этой новой формации воровских песен. Написана она была, по мнению историков шансона, как раз в начале 1930-х годов. Создатель песни, к сожалению, остался неизвестным. Повествование ведется от первого лица, и автор это однозначно подчеркивает в самом начале — «своими видел я глазами». Действие происходит в зале суда. Все детали описаны довольно тщательно.

К крыльцу подъехал «вороной», И ей сказали: «Выходите. Держите руки за спиной, По сторонам вы не глядите».

Конвой чрезвычайно вежлив, обращается с арестованной деликатно и на «вы». Сразу понятно, что действие происходит до начала «большого террора», и милиционеры еще играют в «гуманность» и «законность». (Начиная с 1937 года с арестантами стали обращаться довольно сурово, достаточно вспомнить знаменитый вологодский конвой.)

Судят молодую воровку, которая убила своего возлюбленного, тоже профессионального вора. Он бросил ее и увлекся другой. Такой обиды девушка вынести не смогла. Нервное, даже трагическое напряжение, буквально висит в ткани действия. Финал очень печален — даже не выслушав приговора, девушка принимает яд и умирает прямо на скамье подсудимых («.. .приговор в руках судьи //Так недочитанным остался»). Ее оплакивает безутешная мать, которая также находилась в зале суда среди публики. И, скорее всего, это не выдумка автора, а реальный случай, имевший место в жизни. Во всяком случае, в газетной судебной хронике того времени можно обнаружить несколько таких эпизодов. Романтические чувства, высокие страсти тогда были весьма популярны в уголовной среде.

ФРАЕРСКИЙ РОМАНС?

Музыкальная составляющая песни также определяется довольно легко. Создана она на основе популярного русского романса «Не говорите мне о нем» (слова и музыка М. Перроте, 1909 год) с небольшой аранжировкой. Исполнялась, как и большинство романсов, под аккомпанемент гитары. Существовали различные региональные варианты песни с переделанными под местный колорит словами — «В Ростовском городском суде...», «В Одесском городском суде...» и так далее, что свидетельствует о большой популярности песни в блатной среде. Существовал даже женский сюжетный аналог песни под названием «Судили парня молодого», в которой в зале суда кончает с собой молодой вор, убивший свою неверную возлюбленную.

Варлам Шаламов в своем очерке «Аполлон среди блатных» упоминает еще один из вариантов названия этой песни — «Мурочка Боброва»: «Подчас фраерские романсы подвергаются значительному изменению, насыщаясь блатным духом. Так, романс «Не говорите мне о нем» превратился у блатарей в длиннейшую (тюремное время — длинное время) «Мурочку Боброву».

Вполне вероятно, что именно так и звали девушку, трагическая любовная история которой послужила основой для создания песни. По свидетельству того же Варлама Ша-ламова, на Колыме песня «В Московском городском суде» была чрезвычайно популярна и звучала едва ли не чаще, чем знаменитая «Мурка».

В послевоенный период вкусы блатной публики изменились, и песня «В Московском городском суде» оказалась забыта. Из небытия ее возродил Аркадий Северный, который на своих концертах исполнял ее под названием «Суд девушки». Сегодня эта песня часто звучит в репертуаре шансонье и барда Шуры Каретного.

В московском городском суде

В Московском городском суду 
Своими видел я глазами: 
Судили девочку одну, 
Она дитя была годами.

К крыльцу подъехал «вороной», 
И ей сказали: «Выходите. 
Держите руки за спиной, 
По сторонам вы не глядите».

Она просила говорить, 
И судьи ей не отказали. 
А когда кончила она, 
Все люди в зале зарыдали.

«Любила парня одного... 
С ним воровать я все ходила, 
А деньги, краденные мной, 
Я другу милому дарила.

В кругу товарищей-друзей 
Он часто хвастался другою... 
Вонзила в грудь ему кинжал 
Своей дрожащею рукою...»

Она сняла с руки кольцо, 
Перед глазами покрутила... 
И незаметно для людей 
Кусочек яда проглотила.

И пошатнулася она, 
И в зале чей-то крик раздался. 
И приговор в руках судьи 
Так недочитанным остался.

«Встань, поднимись же, дочь моя! 
Тебя ведь судьи оправдали!» -
Над ней в слезах рыдала мать, 
И в зале тихо все рыдали...

«Встань, поднимись же, дочь моя! 
Тебя ведь судьи оправдали!» -
Над ней в слезах рыдала мать, 
И в зале тихо все рыдали...

Tweet

---

Комментарии

Оставьте ваше мнение

Имя
Email
Введите код 3728