Спартак своего и нашего времени

Официально о смерти Владимира Высоцкого было сообщено крохотной заметкой в чёрной рамке в газете «Вечерняя Москва», гласившей, что умер актёр Театра на Таганке, заслуженный артист РСФСР такой-то. Но и эту «информашку» руководству Театра на Таганке удалось пробить с большим трудом. Власти вовсе хотели замолчать смерть кумира миллионов.

Смешные люди! Москва узнала печальную новость без всяких заметок утром 25 июля 1980 года (умер Высоцкий ночью), и люди стали приходить к культовому театральному подъезду Таганки с цветами. Не было, понятное дело, ни Интернета, ни мобильных телефонов, а все узнали почти одновременно, вся страна. В Театр на Таганке шли телеграммы: «Узнали, что умер Высоцкий. Третий день плачем»...

Цветы молча клали прямо на тротуар, и скоро он весь оказался устлан ими, как ковром. Такой традиции Москва прежде не знала, она образовалась именно в эти дни.

Поверх цветов лежали машинописные странички с текстами стихов Высоцкого и стихов, посвященных ему, его фотографии. Люди приходили, уходили, но на протяжении всех трёх суток до похорон безлюдно или даже малолюдно здесь не было ни минуты. В дневное время приходившие держали открытые зонтики над цветами на мостовой, как над детьми, чтобы уберечь их от нещадно палившего солнца.

Его хоронили 28 июля. Шли Олимпийские игры, город был на режимном положении — закрыт для приезжих. Вряд ли кто-нибудь мог себе представить, что в этих условиях, включавших в себя ещё и адскую жару, похороны Высоцкого соберут такое количество людей. Люди стали стекаться к театру с ночи, а утром очередь желающих проститься уже спускалась к реке, змеилась по набережной и, по свидетельству очевидцев, доходила до Кремля. Людьми были заполнены окрестные крыши. Власти были в шоке, к Таганке стянули все наличные милицейские силы, в том числе конную милицию. Но до поры всё было чинно. Люди на площади стояли в абсолютной, благоговейной тишине.

Сам Владимир лежал в гробу на сцене театра — такой, каким мы не видели его никогда. Кажется, впервые в жизни его прекрасные волосы были зачёсаны назад, открыв взглядам высоченный лоб мудреца и пророка. Он совершенно не был похож на того Высоцкого, которого мне приходилось видеть в реальной жизни. Моя мама стиснула мне руку и шепнула: «Боже мой, как он стал похож на Михоэлса!» И, действительно, смерть словно стерла с его лица черты вечного московского большеголового мальчика с Большого Каретного, и вместо них проступили черты каких-то его древних, печальных предков, которых он, наверное, и портретов не видел и которых в то время вообще принято было скрывать. Он выглядел почти стариком, на лице лежала печать страдания, словно он умер насильственной смертью.

Когда гроб вынесли из дверей театра, толпа, запрудившая к тому времени всю Таганскую площадь вместе с проезжей частью — это было настоящее людское море, — пришла в движение. Люди поняли, что проститься не дадут, церемония закончена, но не роптали. Всё огромное пространство вдруг заполнилось песнями Высоцкого: у сотен пришедших были с собой портативные магнитофоны, допотопные «Яузы», и уже потихоньку наводнявшие Москву «Шарпы» и «Айвы» стояли на подоконниках распахнутых настежь окон окрестных домов. Впервые так наглядно материализовалась и подтвердилась его собственная шутка, оброненная как-то в дружеской компании: «Я в каждом доме в скрученном виде»...

Где-то возникла неразбериха: испуганные мощной звуковой волной лошади ржанули и прянули на толпу, кто-то подумал, что это не случайно, что отдана команда теснить людей, раздались крики: «Фашисты!» Одни принялись фотографировать возникший хаос, а милиционеры по приказу начальства — вырывать у людей фотоаппараты.

Но это продолжалось недолго и было скорее эпизодом. Гроб погрузили в автобус, венки — на грузовики, процессия тронулась, и толпа, мгновенно приведя самое себя в порядок, расступилась, чтобы дать ей дорогу. По мере её проезда по образовавшемуся среди плотной людской массы коридору люди осыпали её цветами, которые принесли, но не сумела положить к гробу. Это были в основном гвоздики -розы в то время были редки — и полевые цветы, которые многие привезли в этот летний день из-за города. Последняя дорога Высоцкого стала настоящей, не метафорической «дорогой цветов» — этим ключевым образом древнего восточного театра.

Теплилась ещё надежда, что процессия поедет на Ваганьково по набережной, чтобы вся бесконечная очередь пришедших попрощаться смогла бы это сделать, хотя бы при помощи взмаха руки. Но кто бы разрешил везти Высоцкого мимо Кремля? Процессия взяла курс на туннель Садового кольца...

Таких похорон в России больше не было и не будет. То есть, конечно, что касается стечения народа, то люди постарше вспоминали похороны Сталина. Но разница здесь не просто очевидна, а символична. В том случае хоронили тирана, и одни, холопы, шли поглазеть, а другие, не-холопы, — удостовериться, что этот идол испустил наконец дух. А 28 июля 1980 года хоронили Спартака, предводителя несостоявшегося ещё в ту пору восстания рабов. И рабы, которые во многом уже были не рабы — именно благодаря ему, Высоцкому, — шли его отблагодарить.

...Вот так мы его хоронили. Сказать, что с тех пор утекло много воды — значит, ничего не сказать, отделаться литературным штампом. За тридцать лет изменилось столько, сколько в иные эпохи не меняется и за сто. Ушла в небытие страна, в которой ему было так душно, из которой он рвался прочь и был счастлив, когда вырывался, и в которую, тем не менее, всегда возвращался. Страна, которую он любил и поставил ей в сотнях своих песен такой памятник, по которому её, её историю, общество, человеческие типы и нравы, будут изучать учёные будущего.

Я пишу это строчки, когда стране, в которой мы теперь живём, нужен новый Высоцкий — новый Спартак. Мы бездумно и бессмысленно промотали ту свободу, которую двадцать лет назад получили. Даже не промотали, а ещё хуже — позволили её у нас украсть и втянуть нас в новое бесправие, новый застой, новое засилие одной партии и культ «лидера», который поставил своей задачей, видимо, побить «рекорд» марафонского брежневского правления. Вместо «двубрового орла», как называли Леонида Ильича, мы получили -и по заслугам -двуглавый «тандем».

Но только история, как учили нас в советское время, если и повторяется, то исключительно в виде фарса. Что мы и наблюдаем явственно в эти декабрьские дни, когда с центральных столичных площадей уже тысячи людей, ничего не боясь, кричат в сторону Кремля: «Долой партию жуликов и воров! Лидера партии жуликов и воров — в отставку!» А там, в Кремле, делают вид, что не слышат этих криков, лидер, как ни в чем не бывало, отправляется на выставку в музей изящных искусств. Но одновременно стягивают к Москве воинские подкрепления.

Я не буду фантазировать, на чьей стороне был бы Высоцкий в этом противостоянии, доживи он до наших дней. Зачем фантазировать? Это и так ясно. Он был Спартаком — он им остаётся. Его песни помогают нам жить. И выдавливать из себя по капле, выражаясь словами другого русского классика, раба. Жаль только, что вот так, медленно, по капле. Но в этом вина не Высоцкого, а наша.

Tweet

---

Комментарии

Оставьте ваше мнение

Имя
Email
Введите код 7858