Ад и Райх Сергея Есенина
Накануне 86-лешя смерти Сергея Есенина (28 ноября) в свет вышла книга об актрисе Зинаиде Райх - женщине трагической судьбы, которая в свое время была спутницей двух великих людей: самого поэта и режиссера Всеволода Мейерхольда, Написала книгу Ольга Кучкина, обозреватель «КП», Вот фрагмент из нее. Действие разворачивается в 1919 году - когда брак Есенина и Райх уже дал трещину.
В Москве, в кафе «Стойло Пегаса», Сергей и Зинаида отмечают день рождения дочери. Тане ровно год. Они поднимают бокалы с вином, она смотрит в его синие, он - в ее темно-вишневые, и прежний холод одиночества вдвоем растворяется в полузабытой любовной лихорадке, которая внезапно охватывает обоих. Неверный, сбивчивый в эмоциях, легко переходящий из одного состояния в другое, расчетливый и искренний, он как малый ребенок, и она любит его как еще одного своего ребенка, а он пользуется этой любовью, нуждаясь в ней. Пусть на время. Эти временные времена питают его и его поэзию.
На книге стихотворений «Преображение» он сделает надпись: «Милой Зинон от Сергуньки. Май 19.1919. В кафе поэт».
- Зинон!..
- Сергунька!..
Ровно через месяц он отправляет письмо в Орел: «Зина! Я послал тебе вчера 2000 рублей. Как получишь, приезжай в Москву».
Качели, на которых они раскачиваются до головокружения, - образ их любви.
На качелях любви спустя несколько лет будет раскачиваться с лихим Петром (артист Иван Коваль-Самборский) лихая Аксюша (артистка Зинаида Райх) в спектакле Мейерхольда «Лес». Сейчас это ей и в голову не может прийти!
Кого же любил Есенин, снова и снова задавался вопросом [ближайший Друг поэта] Анатолий Мариенгоф и отвечал парадоксом: «Больше всех он ненавидел З. Н. Райх. Вот ее, эту женщину... которую он ненавидел больше всех в жизни, ее - единственную -он и любил».
Но и Райх принадлежит как будто парадоксальное: «о самом главном и о самом страшном в моей жизни - Сергее»...
В парадоксах содержится соль, какой присыпается пресное содержание обыденной жизни. Иногда -с большим пересолом.
УШЛА В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
С осени 1919 года Райх с маленькой Танечкой - в Москве. С 15 ноября она - консультант по искусству в подотделе народных домов и клубов внешкольного отдела.
И уже пять месяцев, как снова беременна.
Он не хочет этого ребенка.
Она хочет.
Думает ли этим привязать его, отвязывающегося все решительнее?
Она ходит из угла в угол, как всегда это делает, когда сильно взволнована, и твердит свое. Он - свое.
Зашедшей родственнице он выпаливает:
- Вот Зина хочет родить ребенка, у нас же есть Танечка, зачем нам сейчас другой ребенок, скажи ты ей, если она меня не слушает...
Зина с досадой роняет:
- Сережа, к кому ты обращаешься, ведь она сама еще ребенок!..
Может ли третий разрешить проблему, которая целиком и полностью располагается в пространстве между двумя?
В один из дней он избивает ее. Беременную. И она уходит от него.
В который раз? В последний.
Она перебирается в Дом матери и ребенка на Остоженке. Там 20 марта 1920 года она произведет на свет темноволосого, не похожего на отца, мальчика Костю. Как и при родах первенца, девочки Тани, отец при сем не присутствовал, и не собирался. Но она все же позвонила ему по телефону, спросила, как он хочет назвать мальчика. Долго думал. Тщеславный, не хотел, чтоб имя сына повторяло чье-то писательское. Костя - так, насколько помнится, никого не звали. И промахнулся. Когда пришло на ум, что так зовут Бальмонта, было поздно, имя уже записали в бумагах.
В Доме матери и ребенка Райх оставалась долго. К Есенину она больше никогда не вернулась. Но и записываться в вечные плакальщицы она не собиралась.
«ЗИНОЧКА! ЧТО ЖЕ Я С ТОБОЙ СДЕЛАЛ?»
На вокзале в Ростове остановились два поезда. Первый шел в Москву. Второй - из Москвы. Первым ехали Есенин с Мариенгофом. Вторым - Райх с грудным Костей.
Она уже работала в Москве, в Наркомпросе, куда в августе 1920-го ее взяла Крупская, и не на рядовую должность. Райх -инспектор подотдела народных домов, музеев и клубов, за ней закреплен, подумать только, транспорт в виде пары гнедых. Нынче у нее отпуск и она едет с малышом в Кисловодск в международном вагоне.
Пассажиры того и другого поезда выходят поразмяться. Внезапно Райх сталкивается нос к носу с Мариенгофом. Отставший Есенин издали видит жену и, крутнувшись на каблуках, поворачивает в обратную сторону. Мариенгоф не считает нужным скрывать, что Есенин здесь. Райх стойко воспринимает известие. Внешне невозмутимо она просит позвать его, чтобы зашел в купе взглянуть на сына, которого никогда не видел, а она, чтобы не смущать еще законного мужа, может остаться постоять на платформе. Мариенгоф догоняет Есенина и сообщает ему, что в двух шагах от него маленький сын. Есенину очень не хочется делать эти два шага. Звенит первый звонок. Райх входит в тамбур вагона. Есенин с Мариенгофом нагоняют ее в коридоре. В купе Райх раскрывает одеяльце, в которое завернуто дитя. Пузан болтает ножками и гугукает. Есенин, сморщившись, бросает:
- Фу, черный! Есенины черными не бывают...
Райх поворачивается лицом к окну, тело ее сотрясает крупная дрожь.
Раздается второй звонок.
Ростовский вокзал вместе с двумя фигурами, Есенина и Мариенгофа, уплывает за стеклом.
Фраза Есенина о «черном» застревает в ушах Райх. Она забыть не может, как в самый первый раз скромный «белобрысенький» оскорбил ее из ревности, бросив в лицо матерное ругательство. Она вернула ему ругательство. Он был ошеломлен, это отрезвило его:
- Зиночка, моя тургеневская девушка! Что же я с тобой сделал!..
Тогда, разбежавшись по разным углам в гневе и отчаянии, в гневе и отчаянии выкинув обручальные кольца в окно, они с надеждой и верой ринулись в черноту ночи искать их. Искать прежнего безмятежного согласия. Напрасно.
ТЕОРИЯ СТАКАНА ВОДЫ
Вот и пойди тут разберись, чья ревность, причинная и беспричинная, чьи измены, реальные и виртуальные, подточили этот брак.
Мариенгоф объясняет, что началось все по вине Райх, что Есенин начал бить Райх, потому что не мог простить обмана: якобы она сказала ему, что он у нее первый, а оказалось, что не первый. Проверить правдивость слов всех троих невозможно. Да и будь они правдой, заключалось ли в ней оправдание Есенина, позволявшего себе побои женщины?
В их стане царили свободные нравы. В моде - теория стакана воды. Так обозначали половую близость, осуществить которую ничего не стоило, все равно, что выпить стакан воды. Мужик, которого лелеял в себе Есенин, не принимал женской свободы - исключительно мужскую. Он мог встречаться с кем угодно и сколько угодно, не только до женитьбы, но и после, - почему же она обязана предстать пред ним невинной?
Произнесенное им при виде сына словечко «черный» означало отказ от сына. Не его, не от него сынишка - вот что он хотел этим сказать. Оставаясь мужем и женой формально - и неформально тоже, - она вынуждена была дать ему полную свободу, сделавшись свободной сама. А уж ведя свободный образ жизни, каждый вел его так, как считал возможным и допустимым. Есенин подозревал Райх в неверности, будучи сам давным-давно неверен ей. Или то была просто игра. Он был игрок. Отчего-то ему нужно было еще и так обыграть Райх. Черноволосую Райх, на которую так походил маленький Костя, ставший похожим на отца, когда вырос.