Постой, паровоз, не стучите, колеса!

— Сударыня, я тут выпил и вот что скажу. Я матерый волк, клыкастый. Но внутри нежный. Не вздумайте написать обомне небрежно, я литератор, у меня муха не пролетит!.. Напишите o трепетно, с любовью. И закончите моими стихами: "Вино, вино — России дно". Вы поняли ?
Эти слова автор песни "Постой, паровоз..." сказал мне пять лет назад в своем интервью для "Комсомолки". А потом с ним случился инсульт. Парализовало руку и ногу! распалась речь. Распад речи — это когда человек все понимает, а выразить ничего не может — слова не поддаются... Вот в таком "аварийном режиме" Николай Ивановский и существует несколько лет.

... На мой звонок дверь открывает Тамара Николаевна, его родная сестра. Она рядом с Николаем Николаевичем с момента его болезни, несет крест без жалоб.

Между "честными ворами" и "суками"

— Здравствуйте, — неожиданно четко говорит сам автор народного шлягера и крепко пожимает мне руку. Увы, в дальнейшей беседе он участвует лишь энергичными "да-да" и кивками головы.

— На "Ленфильме" в его кабинете, раньше каждый день, особенно в вечернюю смену, -сбор, сабантуй. "Наливай!" -вспоминает племянник Саша. — Пели хором. Кстати, "Постой, паровоз..." — не так уж и часто.

Уж какими путями — застольными? — "Паровоз" долетел до Леонида Гайдая, только в "Операции "Ы" Юрий Никулин вдруг запел ее с экрана. Песня стала народной, а ее автор так и остался в тени. Впрочем, он и сам не хотел выпячиваться: никому, кроме друзей, не рассказывал, что "Постой, паровоз..." — его песня, а написал он ее 18-летним пацаном, когда в 46-м году "мотал" срок в Карелии.

— Со слов дядьки знаю, что в его песню вкралось одно искажение, — говорит Саша. — Вместо "Я к маменьке родной с последним приветом" должно быть "с последним поклоном". "Поклон" более соответствовал блатной сентиментальности тех лет, когда уголовник мог запросто кого-то зарезать, а через час в бараке под песни "проливать слезы"... Нет, разумеется, дядька никого не убивал, но в побоищах между "честными ворами" и "суками" на зоне свои шрамы получил — не раз их показывал, задирал рубаху. . — Я на пять лет младше брата и помню, что мама всегда хвалила его за школьные отметки, — заступается за брата Тамара Николаевна. — Но любил похулиганить. ...Начинал с кражи голубей в довоенном Ленинграде, а потом пацана воровать заставили война и голод. За детской колонией — взрослая. Пять раз бегал с зоны. За последний побег дали восемь лет. А всего по тюрьмам перекидывали одиннадцать лет. Вышел из-за решетки в двадцать пять лет и никогда назад не вернулся.

Сколько раз сбегал, столько и фамилию менял

На "Ленфильм" попал через год после зоны. Киношники сразу полюбили его за нескучный нрав и размах души. За все хорошее и прощали ему страсть к "выпивону".

На киностудии Ивановский написал киносценарий по своей повести "Дальше солнца не угонят". Там один персонаж песню поет: "Черную розу, эмблему печали, При встрече последней тебе я принес, Оба вздыхали мы, оба молчали, Хотелось нам плакать, но не было слез". Сценарий прочитал Сергей Соловьев, и цитата попала в название его фильма...

На прощание -слово из трех букв

...Николай Николаевич внимательно слушает, взгляд его то загорается, то гаснет. В последнее время бойкот объявили обе ноги, так что даже на костыле передвигаться не может — рука-то дееспособная всего одна.

— Плохо говорю, — словно извиняясь, Николай Николаевич на мой уход с трудом "наскребает" два слова. И вдруг легко и ловко добавляет известное русское выражение из трех слов, одно из которых непечатное.

Мы смеемся. Медики говорят, что при распаде речи легко даются почему-то лишь непечатные слова. А я думаю, что просто Ивановский остался в своем репертуаре — не может отпустить гостя без шутки.

Татьяна Максимова
«Комсомольская правда», 19.12.2001 г.