Михаил Шуфутинский. МАЧО Российского шансона
Михаил Шуфутинский для русского шансона настоящий гуру. Именно с его легкой руки этот жанр так полюбился нашему народу. И сегодня в России шансонье что звезд на небе. Это модно, выгодно и приносит успех. Но потеснить на музыкальном Олимпе Шуфутинского не удалось пока никому.
— А Вы знаете о том, что шансон — древнейшее искусство? Я недавно в одной библиотеке откопал французскую книгу, которая была написана в 1901 г. Она называется "500 лет шансону". Можно вспомнить и российскую историю: в начале прошлого века в Петербурге была женщина-шансонье, мадам Плевицкая. Пресса ее буквально травила: мол, убожество, кошмар и низкий стиль. При этом на ее концерты было не попасть, ее обожали Рахманинов и даже сам император, во дворце которого она выступала 2-3 раза в неделю.
— Скажите, Михаил, откуда у Вас такая любовь к шансону?
— Эти песни я впитал буквально с молоком матери. Мои родители учились в медицинском институте, и у нас дома всегда собирался цвет молодежной интеллигенции. И я 5-летним ребенком засыпал под звуки гитары и песни "Таганка", "Будь проклята ты, Колыма". Я воспитывался в то время, когда массовая, не ангажированная политически песня была в почете. И полюбил то, что звалось тогда городским романсом, хулиганской или народной песней. Пел я и блатные песни, поскольку это тоже часть нашей культуры. Если песня по-настоящему талантлива, если в ней есть музыка, которая берет за душу, и стихи, от которых мурашки по коже, то она имеет право на существование. Впоследствии всю эту музыку перемешали и назвали русским шансоном.
— Но насколько мне известно, свой творческий путь Вы начинали не с шансона...
— Да, я экспериментировал с разной музыкой. Я получил классическое образование и увлекся джазом, в молодости у нас даже был свой джазовый коллектив. Но наше творчество явно не вписывалось в рамки советского государства, и после очередной "дружественной" встречи на Лубянке я решил отправиться на Колыму. Правда, не на нарах сидеть, а в ресторанах работать. Там-то я впервые и попробовал себя в качестве шансонье. Вернувшись в Москву, я опять не захотел влиться в мейнстрим и стал руководителем вокально-инстументального ансамбля. В то время этот жанр имел двоякое лицо: с одной стороны — "Самоцветы" и "Пламя", считавшиеся официальными, а с другой — коллективы вроде нашего "Лейся, песня", не выступавшие за мир, дружбу и комсомол. Разумеется, мы были достаточно уязвимы. Тогда Министерство культуры имело сильную власть над всем, что происходило в музыкальном мире. И после того, как на конкурсе "Сочи-78" нас попытались снять с программы, я понял, что надо уезжать. Так в 1981 г. я через Израиль перебрался в Нью-Йорк.
— И как Вас встретила чужбина?
— Оказавшись в эмиграции, я сразу понял, что русский джаз или эстрадная музыка западному слушателю не нужны. С другой стороны, наши эмигранты были явно не готовы к танцевальному американскому искусству. Они хотели слышать песни на русском языке — ностальгия... Я эти песни отлично знал и поэтому пришелся им по душе. А потом рухнула коммунистическая стена, и мои песни попали в Россию. Они вдруг стали очень популярны, и я понял, что пора возвращаться. Причем возвращаться именно с этой музыкой.
— Не пожалели, что вернулись?
— В Америке я никогда не имел такого успеха, как дома. Правда, я работал в американских студиях в качестве музыканта и звукорежиссера, помогал записывать альбомы разным исполнителям. Но "звездой" я был только среди эмигрантов. А здесь я за 3 месяца после приезда собрал 75 аншлагов на стадионах по всей стране. Тогда в России все только начиналось. Появлялись западные термины "продюсер", "бойз-бэнд", "герлз-бэнд", но за ними еще ничего не стояло. Профессионалов было крайне мало. Поэтому удача в шоу-бизнесе сопутствовала тем, кто успел выбрать правильное время и место. Сегодня они занимают большие посты, и шоу-бизнес развивается именно под их влиянием. Я в этом развитии не участвую, потому что у меня есть свой шоу-бизнес, свои понятия и правила.
— Как Вы относитесь к тому, что шансон в нашей стране прочно ассоциируется с криминальными структурами?
— Между прочим, песня "Эй, ухнем" всегда ассоциировалась с уголовниками-каторжанами, однако она до сих пор остается одним из классических образцов русской народной культуры. А какие мысли у Вас вызывают слова песни: "Поцелуй меня в живот, ниже, ниже, ниже, вот!"? Я недавно услышал этот "шедевр" по центральному каналу. А шансон с криминалом ассоциируют! В России любят навешивать ярлыки.
— Многие считают шансонье любителями красивой жизни. Какое значение для Вас имеют деньги, внешний лоск?
— Во-первых, я не считаю, что автомобиль за 100 тыс. долл. — это внешний лоск. Во-вторых, "Жигули" выглядят непрезентабельно, но это вовсе не значит, что они не имеют отношения к шансону — большинство людей, которые бомбят по Москве на "Жигулях", слушают в машине шансон. Красивая жизнь — вовсе не главный атрибут шансона. Красота — понятие условное. И Филипп Киркоров одевается красиво, с чьей-то точки зрения. У меня другой стиль — я люблю дорогие, но достаточно консервативные вещи. А еще красивые картины, стихи и фильмы. И вообще, скажите, кто не любит красивую жизнь? Кто не любит красивых женщин? Хотя в любой женщине есть изюминка, своя красота. Иной раз мы любим женщину не за ее достоинства, а за ее недостатки, они-то и кажутся нам особенно привлекательными.
— А какая женщина сможет привлечь мужской взгляд Шуфутинского?
— Да практически любая. Она может так задумчиво поправить челочку, и все... Иной раз один взгляд, одно слово так западает в душу, что сразу чувствуешь легкую влюбленность. А американка она или русская — не важно. У Евы не было национальности. Хотя... Жить с американкой я бы не смог. Феминизм этот... Я должен быть хозяином в своем доме. И точка.
— Трудно, наверное. Вам, человеку со славой покорителя женских сердец, оставаться семьянином?
— Ничего подобного! У меня два сына, два внука. Я их обожаю, они меня тоже. Старший сын Дэвид сейчас работает в Москве. Кстати, он добился немалых успехов именно в музыкальной сфере. Дэвид — саунд-продюсер, делает звук для кино, дублирует американские фильмы и сериалы на русский язык в своей сурраунд-студии. Работал консультантом по звуку у Джорджа Лукаса в 1-й и 2-й частях "Звездных войн". А в Калифорнии живут моя жена Маргарита и младший сын Антон с детьми.
— Я слышала, что Антон служил в американской армии. Это был его осознанный выбор?
— Конечно. Он захотел служить своей Родине, и я, естественно, не стал ему мешать.
— Своей родине — это Америке?
— А как же иначе? Он приехал в Штаты 5-летним ребенком, его там хорошо приняли, он там вырос, учился. И слово "еврей" там никогда не звучало пощечиной, в отличие от Советского Союза. Так что ему есть за что любить эту страну, она дала ему все. Сейчас он уже отслужил, учится на медицинском факультете военной академии, изучает радиологию, химию, бактериологические всякие дела. При этом у Антона русские корни, он знает нашу культуру, прекрасно говорит по-русски. Кстати, он довольно неплохо сочиняет рэп и сам его исполняет. Он записал несколько вещей вместе со своей группой, на нашем МТБ даже были предложения сделать клип. Но сейчас он отошел от музыки — все-таки семья, дети...
— Как дети относятся к Вашему творчеству?
— С большим уважением. То, что я делаю, для них достаточно авторитетно, и советовать мне что-то они не считают нужным. Правда, я часто обращаюсь к старшему сыну за консультацией по поводу качества записи, звука. И он дает мне полезные советы.
— В Вашем репертуаре есть песня "Я твой мачо-мэн". Насколько этот образ совпадает с Вашим представлением о настоящем мужчине?
— Мачо-мэн — это, конечно, громко сказано. Я такой же человек, как все. А настоящий мужик должен быть груб, волосат и кривоног. Шутка. Мужчина должен быть мужчиной. Обладать чувством собственного достоинства, любить женщин и быть достаточно мужественным — и морально, и физически. А насколько я этому идеалу соответствую, мне, в общем-то, все равно. Я не привык заниматься самокопанием и искать в себе какие-то отрицательные качества. К тому же у меня таких практически нет!
— А как расслабляется Михаил Шуфутинский?
— Знаете, говорят: "А я не напрягаюсь". Просто после года активной гастрольной и концертной деятельности я уезжаю на месяц в Калифорнию, в свой любимый дом, и отключаюсь от всего. Концертов там я сейчас не даю, поэтому могу позволить себе проваляться весь день у бассейна с хорошей книгой в руке. Я люблю читать книги на английском языке, правда, мой english не настолько perfect, чтобы читать свободно и легко. Шекспир, например, мне дается с трудом, а Джон Гришэм мне доступен. Люблю общаться со своей собакой — езжу с ней к доктору или к тренеру. Когда-то много занимался верховой ездой, правда, сейчас это случается крайне редко. А еще дома обожаю жарить баранину на углях, но не потому, что люблю готовить — просто меня это расслабляет.
— А жене по дому помогаете?
— Признаюсь честно — по хозяйству не делаю ничего, лампочку ввернуть и то не смогу. Хотя, бывает, бытом занимаюсь — мы с женой тщательно ведем семейную бухгалтерию. Иной раз совершаю шопинг, чтобы женщина почувствовала, что в доме, как говорится, все ножи наточены. Там мне по магазинам пройтись ничего не стоит, я даже с удовольствием это делаю. А в Москве было бы смешно, если бы я в супермаркет зашел за продуктами. Но вообще-то популярность меня не напрягает, ведь повышенное внимание к моей персоне означает, что я нужен, интересен людям. Ведь творчество — это огромная часть моей жизни. Я бы сказал даже — основная часть. Заниматься чем-то другим я бы просто не смог. Творческая работа — большое счастье для любого настоящего мужчины.