СОВЕТСКАЯ МАЛИНА
или
ОТКУДА ВЫШЛИ РОССИЙСКИЕ БАРДЫ

В самом деле - откуда? Классическая литература вся вышла из гоголевской "Шинели", официальная советская поэзия - из агиток Бедного и Маяковского, официальная антисоветская - из классической русской,..

А из ничего и не выходит ничего.

Откуда же тогда вот это, у Галича:
Облака плывут, облака,
Не спеша плывут, как в кино,
А я цыпленочка ем табака,
Я коньячку принял полкило.

Откуда это свободное, легкое, естественное, как дыхание, соединение высокой лирики и снижающей иронии просторечья; откуда эта усмешка над самим собой, свойственная только свободному человеку? Они не могли взяться не только из советской, но даже из антисоветской поэзии, которая несвободна по определению, как всякое "анти", Или вот это:
Поясок ей подарил поролоновый
И в палату с ней ходил Грановитую,
А жена моя, товарищ Парамонова,
В это время пребывала за границею.
А вернулась, ей привет-анонимочка,
Фотоснимок, а на нем - я да Ниночка!
Просыпаюсь утром - нет моей кисочки,
Ни вещичек ее нет, ни записочки.

Откуда это изящное, озорное сталкивание двух лексических потоков - напряженного, мундирно-официального: "товарищ Парамонова" "пребывала... за границею", - o и совсем уж расхристанного, халатно-мещанского: "моя кисочка", "привет-анонимочка" ? Сталкивание, в котором вдруг выясняется пустота и фальшь и того и другого; пустота слов, которые, ничего не выражая, могут наклеиваться как попало, и в то же время значат очень много, знаменуя собой как бы границы привычек, житейского автоматизма, за которые герою не выйти.

Впрочем, тому, кто не то что б даже прочел, а хотя бы пролистал эту книгу, в стихах Галича - - я уверен! - послышится что-то очень хорошо знакомое. И полистав ее снова, он без труда найдет десятки аналогов. Ну, скажем... Первое, что вспомнилось:
Стою я раз на стреме,
Держу в руке наган,
И вдруг ко мне подходит
Незнакомый мне граждан....

Так сказать, лирические воспоминания блатаря, плавно переходящие в милицейский протокол, а затем и в торжественно-патриотическую передовую из "Правды":
Советская малина
Собралась на совет,
Советская малина
Врагу сказала: "Нет!"

Куда это я гну? Уж не хочу ли я сказать, что корни замечательной поэзии и высочайшей песенной культуры российских бардов следует искать в блатных песнях, "прославляющих" урок, карманников и прочий житейский сор?

Бейте меня, ругайте, но именно это я и хочу сказать: все наши барды, как из гоголевской шинели, вышли из так называемой "блатной", подворотней лирики.

Вот только эту оговорочку: "так называемой" - вставил я не случайно. Я, право, не знаю, звучали ли эти песни когда-нибудь в воровских притонах, пели ли их шулера и карманники? Вряд ли... Во всяком случае, этот сборник был составлен следующим образом: три пятидесятилетних интеллигента, никогда в тюрьме не сидевших и ни в каких преступных сообществах не состоявших, решили вспомнить и записать самые лучшие, самые популярные песни своего детства, отрочества и юности.

Вспомнили.
Записали.
Получился предлагаемый вам сборник "блатных" песен.
Странно?

Да нет, не очень... Ведь и детство и юность наши прошли в стране, власть в которой мало чем отличалась от воровской шайки. Ведь всем нам привычнейшее "получить по блату" буквально означает "получить по своей причастности к воровскому сообществу". И по этой причастности мы частенько доставали себе многое - от пайки хлеба до квартиры. А многие получали по блату и ордена, и должности...

Ну, и что же делать "малине" в стране, где власть сама похожа на "малину"? Правильно, быть в оппозиции! О чем и вспоминает, например, известный вор в законе Джаба Иоселиани: "Я думаю, была единственная форма сопротивления советской васти. В 60-е годы даже чекисты это поняли. Они нас называли "социально-вредные элементы", но это было целое движение. Состав, конечно, был разный: были босяки, детдомовцы, то-се, но носители воровской идеи всегда были интеллектуалы. Иногда слышишь про кого-нибудь: людоедина, грубый, необразованный! Потом встречаешься в камере: образованный человек, из хорошей семьи, отец по шахтин-скому делу проходил, внук белогвардейца. Это было реальное сопротивление.

...Двести семьдесят суток я как-то провел в штрафном изоляторе. Цементный пол своими легкими крыл. За что? Корпусной заходил, спрашивал: "Кто дежурный?" Я должен был быть дежурным. Это значит докладывать: тот курил, тот в карты играл. Я не дежурный! Так двести семьдесят суток продежурил. Потом они сказали: ладно, он сумасшедший!"

Конечно, воспоминания Иоселиани о честности, романтизме и антисоветскости воров следует, как и всякие воспоминания, "делить на семь". Во всяком случае, под властью "вора" Иоселиани в Грузии жилось даже хуже, чем под властью "мента" Шеварднадзе.

Но двести семьдесят суток неподчинения, яростного, на грани жизни и смерти, отстаивания собственного своеволия - это, похоже, правда.

И этот вот культ личной неподчиненности, свободы воли и вместе с тем защищенности суровыми, непреложными законами мужской (хоть и выступающей под именем "воровская") дружбы, взаимовыручки и мести. Защищенности даже от всесильного государства, тяжесть руки которого нам, малолеткам, была уже хорошо известна.

...Так как был убит разбойник,
За него отомстят.

А за нас - нет. Вместо того, чтоб заступиться, нам еще и всыпят по первое число, не разбираясь, как и почему вызвали мы неудовольствие милиционера ли, учителя ли, - любого, на ком лежит хоть малейший отблеск государственной власти. Всыпят просто так, чтоб не высовывались, чтоб никшли, всыпят от своего великого страха перед этой властью, что мы с самых младых ногтей очень хорошо чувствовали и понимали.

Ну, а можно ли в отрочестве никшнуть и не высовываться? Это же потивоестественно! Вот мы и выдумали эту "малину", этот иной, более свободный, мир, исполненный риска и сильных страстей. Он был необходим нам, как воздух! Хотя до сих пор я тихо подозреваю, что он так же мало похож на подлинную "малину", как "юнга Билл" или "дочь рудокопа Джаней" на подлинных обитателей припортовых пивнушек.

Но это не имело никакого значения! Плевать нам было на правду жизни! Нам нужна была никому неподчиненная стихия "морской", или "воровской" жизни, с которой даже власти ничего не могут поделать, хотя уж кто-кто, а наши власти были "обучены этой химии - обращению со стихиями!"

Много еще хотелось бы сказать о "блатной песне", о нашей первой юношеской любви... Сказать о ее высокой культуре словотворчества, о ее иронии, о стихии свободы, царящей в этих стихах и мелодиях... Но ведь еще не вечер, и сборник такой, Бог даст, не последний, так что будут еще и возможность, и повод...

Пока же скажу главное. Да, эти песни нас воспитывали и обучали к вящему ужасу наших учителей и родителей. Но... не стали мы почему-то ни воровать, ни резать друг друга, ни пылать бешеной ревностью!..

Зато на всю жизнь мы усвоили: от власти нельзя ждать ничего хорошего - ни справедливости, ни благодарности. Ведь каждый день пели:

Нам власти руку жали,
Жал руку прокурор.
А после всех забрали
Под усиленный надзор.
И вместо благодарности
Не дале, как вчера
Последнюю малину Завалили мусора...

Не ждать от властей ничего хорошего, но и не бояться ее. Ведь
Власти строгие -
Козлы безрогие!
И не более того.

Это мы усвоили очень рано. И всю жизнь были благодарны той "советской малине", о которой пели в юности, и которая была нашей второй, свободной жизнью, а вовсе не каким-то пошлым "преступным сообществом".

Владимир Кавторин.